Дочки-матери - Юрий Николаевич Леонов
Я не считаю себя слабой женщиной, однако не раз примечала: категоричней всего бываю настроена дома. А где ж еще стравливать пар? На службе требуют дисциплины труда. В транспорте зажмут так, что не пикнешь. Даже здесь, в очереди, и то не могу побороть в себе унизительного чувства зависимости от этой грубой, самоуверенной продавщицы, хоть, разумеется, вольна высказать ей все, что она заслужила, и «хлопнуть дверью». Но ведь не хлопаю: хочется сделать приятное Алешке, жалко затраченного времени… И она, по ту сторону прилавка, знает, что я буду торчать здесь до конца, потому что во всем районе только тут продают сегодня сладкие дешевые груши. Сегодня она — царица. А я — ее подданная, так, что ли? С ума сойти от смеха!
После того как бабуся нагрузила свою кошелку и, тяжело ступая, отошла прочь, всего четверо наэлектризованных ожиданием женщин замерли впереди меня. А сколько осталось груш — я уж и не заглядывала в ящики, чтоб не расстраивать себя лишний раз, только следила за резкими движениями продавщицы. Споро отпускала она товар — стрелка весов еще металась по шкале, а пальцы уже рывком поднимали пластмассовую чашу, и голос властно поторапливал быстрее опорожнять ее.
Опорожняли — одни спокойно, с достоинством, другие суетливо и заполошно. Каждый, очевидно, догадывался: не случайно стрелку весов лихорадит так, что нет ей покоя. Но, настоявшись, нанервничавшись в очереди, никто не хотел выяснять истинный вес своей покупки. Досталось груш, кому-то еще и винограда, — и хорошо, скорей отсюда вон!
Заминка произошла на той самой женщине с массивным перстнем, которая терпеть не могла эту «дылду». Рассчитываясь за пять килограммов груш, покупательница пообещала «навести здесь порядок» — сейчас же пойти в райотдел ОБХСС, — есть там у нее к кому обратиться.
Начало этой довольно длинной тирады продавщица выслушала как надоевшие частушки, с прохладной язвительностью все на свете повидавшего человека. Даже грозное для многих слово «ОБХСС» вызвало у нее не более чем усмешку. Зато невинное вроде бы уточнение: «есть там у меня к кому…» — сработало безотказно. Настороженно прищурясь, продавщица попросила уточнить:
— И что ж ты, золотце, там скажешь?
— Да уж найду что. Сама в столовке работаю, а такой наглой обдираловки не видала. Небось полкило мне недовесила?
— А ну дай сюда! — рявкнула продавщица и, перевесившись через прилавок, с завидной резвостью выхватила сумку из рук подрастерявшейся женщины. Высыпала груши обратно на прилавок, едва уместила их на весах, поднимая упавшие с пола, и, сдерживая негодование, спросила:
— Ну, где твои полкило?
Между тем двухсот граммов недоставало до полного веса.
Вроде бы извиниться следовало продавщице.
— Двести граммов берешь с одной. Разве мало?
— Нет, где твои полкило?
— А где мои двести?
— То груша упала. На вот ее!.. Что, мало? На еще! Не обеднею. Но где твои полкило, бесстыжая ты интриганка!
— Это я-то бесстыжая?..
Дальше началось такое, что я, не выдержав, усовестила:
— Ребенка бы постеснялись, женщины.
Разве услышать было что-нибудь в этом крике? И все же я повторила, одернула их еще раз, чувствуя, как начинает постукивать в висках молоточками.
Меня поддержала очередь, загудела возмущенными голосами. Лишь тогда, пригрозив напоследок товарке, покупательница ушла. Скуластое широкобровое лицо ее алело броскими пятнами. Продавщица нервно подталкивала пальцем ладно сидящие очки. Скользнула прищуренным взглядом поверх наших голов и мстительно подытожила перепалку:
— Ладно, больше трех в одни руки не даю!
«Дылда, — твердила я про себя. — Какая уж там бывшая учительница. Самая настоящая дылда!.. Спокойно, немного осталось потерпеть».
Женщина в кожанке заворковала что-то мягкое и успокаивающее, но смысл слов едва просачивался в сознание. Кажется, она осуждала грубость и бесчувственность продавщицы. Поборов внутренний озноб, я признательно улыбнулась женщине за поддержку. Все же была в этой особе своеобразная привлекательность. Не часто встретишь нынче горожан, способных пооткровенничать с посторонним, даже просто посочувствовать бескорыстно. А ведь так мало надо для душевного равновесия, порой единое слово. Слово лечит, слово калечит…
Под ладонью моей притих, словно уменьшился ростом Алешка. Мне показалось, что он дрожит, и все дурные предчувствия нахлынули разом; неужто снова сидеть дома на больничном, оберегая сына от сквозняков и начиняя его таблетками? И снова — гланды, и снова — шестьдесят процентов зарплаты… Бог с ними, с мультиками, на которые мы не успели, лишь бы не простудился Алешка.
Статного, щеголевато одетого мужчину лет сорока я приметила еще издали. Он шагал по другой стороне улицы, сосредоточенный, весь в себе, и черная «визитка», свисающая с запястья, покачивалась неторопливо. «Импозантный мужчина», — успела оценить я, как вдруг по барабанным перепонкам хлестанула чужая радость.
— Эдик! — женщина в кожанке замахала рукой так энергично, словно уже испробовала все средства привлечь внимание. — Муж, — доверительно проинформировала она меня, когда мужчина направился через дорогу.
Он не был в восторге от встречи с женой. Настороженность не покинула его глаз даже тогда, когда он чуть наклонил седеющую голову и улыбнулся нам обеим вместо приветствия. Мне и этой улыбки было довольно, чтобы почувствовать себя молодой, привлекательной… Все же я не дурнушка. И новая вязаная шапочка из лохматой бежевой ровницы столь нежно оттеняет еще не притушенный осенью загар лица.
— Как ты вовремя! Я заняла очередь, а тебя все нет и нет. — Женщина мило кивнула мне, призывая не выдавать ее маленькой хитрости с так называемым ожиданием. Я неопределенно пожала плечами: ждала так ждала. Знаю, что потакаю чужой корысти, себе же во вред, но не могу открыто конфликтовать, когда со мной приторно обходительна. К тому же вздорить при нем, из-за него, такого интеллигентного… Извините.
— Но… — недовольно поморщился мужчина.
— Какие «но»? Очередь уже подошла, а дают только по три кило в руки. Такие груши! Ты только взгляни!
Смотреть было уже не на что. Непочатым стоял всего один ящик. Когда груш в нем осталось чуть больше половины, впереди с облегченным вздохом раздалось:
— Нам пять!
— Пять едва ль наберу.
Мужчина отреагировал первым. Ну, он пошел. Ни секунды лишней на эту очередь. И ни единой лишней улыбочки, даже сдержанной, одной на двоих. Все они так, деловые, увлеченные только
