Дочки-матери - Юрий Николаевич Леонов
Среди тех, кто приехал в город их студенческой юности из других мест, бородатой глыбой выпирал бывший староста курса, ныне референт министра Николай Николаевич Семибратов, или Ник Ник, как величали его еще в то далекое время. Студентом он был тощ, обстоятелен во всем, за что ни брался, до третьего курса донашивал солдатскую гимнастерку и раз в семестр получал по тридцатке из таежной заимки Уросихи. От внешности того деревенского парня остался в нем разве что нос, хрящеватый, независимо вздернутый над раздавшимися щеками.
Ник Ник сидел в кресле, полуобернувшись к Нестерову, и нудновато допытывался, верно ли, что ныне село стало зажиточнее, чем прежде.
— Это смотря что иметь в виду, — осторожно тянул свою линию сосед. — Особо похвастать нечем…
В отличие от Семибратова, с Нестеровым произошла обратная перемена. Некогда плотный здоровячок, он словно бы усох, даже ростом стал ниже. Лишь цыгановатые глаза светились все тем же жгучим неукротимым блеском. На сбор он попал, можно сказать, случайно. Должность директора в доживающий век из-за малолюдья сельской школе да трое своих сорванцов не оставляли времени для разъездов. Лишь по настоянию врачей отправился Нестеров в Трускавец с застарелой язвой желудка, да так удачно подвернулась путевка, что проездом и на встречу однокурсников угадал.
Уже прошли первые минуты неловкости, которые обычно испытывают давно не видевшие друг друга люди. Пореже раздавались среди женщин «ахи» да «охи». И лишь темперамент записного балагура Шарапова с тем же напором выламывался из слаженного сплетенья голосов:
— Ну, мужики, никакого терпежу не осталось! Душа горит, и сердце просит!..
— Водички попей, — советовал кто-то из сердобольных.
Черная «Волга» подкатила неслышно, как подкралась. Рядом с водителем ослепительно сиял молочными зубами кареглазый баловень отца Вася Карасев. Он бухнулся на переднее сиденье автобуса, упоенный своей ловкостью да удачливостью: повезло — такая поездка. Кто-то из женщин успел даже обрадоваться ему:
— О, Васька!
Но головы остальных были повернуты к окнам.
Опираясь на локоть Карасева-старшего, загорелая до густо-шафранного цвета и смущенная как невеста, из машины порхнула Плотникова. Голубовато-серый, спортивного кроя, узкий в талии костюм броско подчеркивал, что хозяйка его не намерена сдаваться годам. Нелли Ивановна приветственно взметнула вверх руки, и радостный гул голосов взбодрил задремавшего было шофера. Наконец-то поехали!..
Провести встречу не в городской духоте, а на берегу тихого озерца Шошья, куда некогда паломничали они всем курсом, предложил Карасев. Арендовать в разгар сезона на полутора суток вместительный, популярный среди любителей Дом рыбака и охотника оказалось непросто даже при его связях. Лишь сейчас, расслабясь в полуоткинутом, обжимающем тело кресле и ощущая на запястье шершавую ладошку сына, Карасев позволил себе отключиться от хлопот, связанных с этим сбором.
Автобус мчался по левому ряду шоссе, легко оставляя позади череду машин, так что Васька едва успевал крутить головой да восторженно прицокивать языком. Ощущение стремительного полета на гребне волны владело и Карасевым. Оно как бы возносило его все выше и выше, на недосягаемую для многих орбиту, откуда совсем крохотными выглядели сегодняшние заботы.
Не минуло и года, как Карасева утвердили третьим — самым молодым из секретарей горкома, а кое-кто прочил ему должность повыше, в обкоме. И не без оснований — он знал и даже веровал в это, но на словах открещивался от каких бы то ни было перемен. Не мальчик, чтобы играть в открытую в такие игры.
Как уверял Карасев жену Вику и самого себя, он стремился к иным высотам вовсе не из тщеславия. На новой должности особенно остро ощутилось, что круг знакомств в родном городе способен не только помогать в работе, но и обволакивать путами давно сложившихся отношений. Мыслимо ли оборвать все связи лишь потому, что он, общительный по натуре, устал изворачиваться и говорить «нет» близким людям?.. Вот если б вознестись не в обком, а, скажем, еще выше, где, свободный от прежних уз, смог бы он действовать размашисто, с выдумкой, руководствуясь только интересами дела. Там бы он доказал, на что способен, гораздо эффектней, чем здесь.
Карасев еще летел на гребне волны мимо исхлестанных дымами пакгаузов и железобетонных оград, мимо пожелтевших от гари саженцев, когда память вернула его в гулкую заполошность аэропорта…
Он издалека узнал порывистую походку Плотниковой. Сердце сбоило, совсем как в молодости, когда на исходе его терпения, запыхавшаяся, с упавшей на глаза челкой, она не входила, а почти вбегала под арку детского парка — излюбленного места их встреч. Карасев не успел удивиться живучести этого чувства. В следующее мгновенье он уловил, как сбоку от Плотниковой вприпрыжку поспевает эскорт — грузный, с лоснящимися щеками южанин. Она не удостаивала его даже поворотом головы, но попутчик был напорист и говорил, говорил что-то, размахивая свободной рукой. Лишь увидев перед собой напряженное, с затвердевшим боксерским подбородком лицо Карасева, он округлил глаза и сделал нечто похожее на книксен.
— До свиданья, — отчеканила в его сторону Плотникова. — У-фф! Ну, здравствуй, Карасев. Поседе-ел.
— Для солидности. Ну, здравствуй, Плотникова, А ты все хорошеешь?
Они обнялись, чмокнулись и еще раз пристально поглядели в глаза друг другу.
— Да, познакомьтесь: тетя Неля… Вася… Ну как же, уже третий закончил, почти жених.
Васька стоял бука букой, как и положено в такие минуты чрезвычайному и полномочному представителю мамы Вики, уехавшей вместе со всем отделом на капусту.
— Совершенно несносный человек, представляешь… — И едва ли не полдороги от аэропорта Плотникова рассказывала о попутчике, словно больше им совершенно не о чем и не о ком было вспомнить.
Попутчик Плотниковой и в самом деле был человеком приметным. Прогорев на какой-то крупной торговой махинации, он сумел избежать тюрьмы, временно лишился права работать в торговле, но получил синекуру в пансионате. Числился по штату заместителем директора по морским делам, или, как язвили отдыхающие, был директором моря.
— Представляешь, дирмор, а всего подотчетного хозяйства — лежаки на пляже да под началом двое юных бездельников. Лежаки таскают под навес и обратно сами отдыхающие, а у человека — почетная должность со скромным окладом, однако жена с сыном отдыхают в Болгарии, а сам он устраивает приемы на двадцать человек…
— Фамилию так и не сменила? — перебил ее Карасев.
— Кому как, а мне нравится… И представляешь, по пятам, как личный телохранитель. Узнал, что мне лететь сюда — и у него командировка, день в день — такое совпадение…
— А как его фамилия?
— О чем говоришь? Как не стыдно!
— Такой достойный человек, — усмехнулся Карасев.
— Избави бог!.. Так куда едем?
— На Шошью, — помедлив, сказал он.
Она многозначительно хмыкнула.
