Рабочие люди - Юрий Фомич Помозов
Жарков поморщился: некстати, очень некстати была эта новая задержка! И стараясь избежать ее и вместе выказать свое участье к слезливой посетительнице, он, по усвоенной привычке сверх меры загруженного человека, бросил на ходу:
— Вы, мамаша, подождите здесь, коли не к спеху.
Рывками, с подтяжкой всего тела выброшенной, цеплявшейся за перила рукой Жарков поднялся на второй этаж. В зале заседаний стоял тот усиленный жужжащий гул голосов, когда всем хочется сполна выговориться перед наступлением обязательного долгого молчания. Все задвигали стульями и расселись поудобнее. Сам же Жарков притулился неподалеку от входной приоткрытой двери — на случай вынужденного ухода.
Секретарь горкома, взглянув на него, точно бы подзывая взглядом подсесть все-таки ближе, предложил заслушать доклад парторга ЦК партии на заводе «Красный Октябрь», товарища Михеева. Речь должна была пойти о состоянии партийно-политической работы в условиях военного времени среди рабочих и служащих завода. Но, по понятиям Жаркова, этот вопрос имел первостепенное значение вообще для всех предприятий города. Ведь уже минуло четыре месяца с начала войны. Сколько за это время, как подумаешь, ушло на фронт вдохновенных пропагандистов и агитаторов! Какой драгоценный опыт массово-политической работы они унесли с собой! А теперь на их место пришли молодые кадры, которые опыта еще не нажили и сами нуждаются в учебе и помощи. Поэтому Жарков загодя решил: надобно не только «принять к сведению» доклад Михеева, но сделать его отправной точкой для серьезнейшего и разностороннего разговора вообще об агитационной работе в городе и кое-кого крепенько поругать…
Прения после доклада были бурные, тем более что Жарков время от времени подбрасывал зажигательные реплики. В общем, разговор «состоялся». Теперь, пожалуй, можно было подняться к себе в кабинет, где ждали неотложные дела уже сугубо областного масштаба, и Жарков, со сдержанной улыбкой довольства и в то же время с нахмуренным лбом, явно выражавшим его новую озабоченность, вышел из душного зала заседаний.
В кабинете уже горела настольная лампа, окна были тщательно зашторены, на столе вздымалась пухлая папка — все, словом, свидетельствовало о заботливой предусмотрительности помощника. Но какая-то внутренняя неловкость мешала раскрыть папку, точно до знакомства со скопившимися в ней делами требовалось разрешить еще одно — лежащее как бы поверх других. И тут Жаркову вспомнилась старушка: «Бедная, заждалась, наверно!» Он вызвал Мякишева и, глядя в четкий пробор его склоненной головы, попросил спуститься в вестибюль и пригласить в кабинет посетительницу…
Мякишев вернулся один. Но вот что он узнал от дежурного милиционера, перед которым в горьком порыве исповедовалась старушка. Вагонное депо Сталинград-II получило задание изготовить бронеплощадку. Сын старушки, начальник депо, возглавил все работы. Железнодорожники трудились днем и ночью. Как вдруг кончился бензин, и дело застопорилось. Все попытки начальника депо раздобыть горючее оказались тщетными. Тогда он отцепил от проходящего воинского эшелона цистерну. Его тут же судил военный трибунал и приговорил к расстрелу.
— Когда это произошло? — Жарков сжал кулаки и приударил ими по столу.
— Кажется, с неделю назад…
— Соедините меня с прокурором Гнездочкиным, — приказал Жарков. — Да побыстрее, черт побери!
Он не помнил, как телефонная трубка очутилась в его руке; он только слышал бубнящий, тупо бьющий по перепонкам голос прокурора:
— Да, Годенко расстрелян… Час назад… Высшие инстанции утвердили приговор… Нет, ничего нельзя было поделать. Конечно, решение трибунала излишне сурово, но что же делать, Алексей Савельевич?.. Партизанщину и разбой надо пресекать беспощадно, тогда и другим наука будет.
Трубка выскользнула и упала бы на пол, не подхвати ее Мякишев. Но Жарков уже ничего не слышал, не замечал: обвальная тяжесть вдруг рухнула ему на широченные плечи и надломила, подмяла под себя. Эта тяжесть, кажется, вобрала и неизбывное горе матери-старушки, и собственную неискупимую вину перед ней.
«Ишь, на ходу решил дело! — доконал себя Жарков. — Не на ходу ли вообще ты, Алексей Савельевич, стал в судьбы людские вникать?..»
18 октября
«О, эта проклятая бессонница! И этот вечный навязчивый вопрос: как же могло совершиться такое?.. Ведь не прошло и четырех месяцев, а фашисты уже ломятся в Москву, они ворвались в Донбасс, им теперь рукой подать до Ростова… Захвачена вся мощная металлургическая промышленность Украины. Наш „Красный Октябрь“, по сути дела, стал единственным металлургическим заводом на юго-востоке страны. Единственным! Однако ж где гарантия его стабильной работы в будущем?.. Если верить перехваченной директиве Главного командования немецких сухопутных войск, то оно в случае благоприятной погоды считает целесообразным нанести удар и по Сталинграду в самое ближайшее время.
Да, надо быть готовым ко всяким неожиданностям! И мы, черт побери, не сидим сложа руки — строим оборонительный обвод почти в полтысячи километров протяженностью. Хотя плохо пока что строим. Техническая документация начисто отсутствует. Рекогносцировочные работы вести некому. Военкомат до сих пор не скомплектовал полностью стройбатальоны. А тут еще холода ранние пожаловали, земля окаменела, и лопатой ее не возьмешь. Нужна взрывчатка! Но нужны и медпункты в голой степи, и горячее питание, и теплая одежда, и сносное жилье для землекопов… Не мешало бы подумать и о дополнительном транспорте, пусть даже гужевом, коли автомобильного нехватка… И все же основной наш просчет в слабости партийного начала в новом деле. На стройке занято почти сто тысяч человек, а где истинный всенародный подъем? Многие из строителей, судя по письму жены, считают, будто нет особой нужды возводить под городом рубежи обороны, когда враг за тысячу километров… Но это же легкомыслие, беспечность! Необходимо послать в степь агитаторов-коммунистов во главе с опытным партийным вожаком. И послать немедленно!»
Ранним утром Жарков позвонил на Тракторный главному конструктору и попросил его на весь день освободить от работы Анну Иннокентьевну Великанову — попросил, ничего не объясняя; да главный конструктор, сам живший по суровым военным законам, и не требовал никаких объяснений.
Вместе с секретарем обкома по строительству Бородиным Жарков подъехал на обшарпанном ЗИСе к проходной Тракторного, где уже стояла в ожидании Великанова.
Завидев ее, сметливый и по-своему деликатный шофер Овсянкин еще загодя распахнул дверцу: он был уверен, что этим рыцарским знаком внимания выкажет и всегдашнее расположение Жаркова к давней знакомой. Однако через зеркальце он приметил строгую озабоченность на лице начальства и поэтому тотчас же согласовал с его выражением свои действия — не затормозил до конца, а проехал медленно,
