Несносный характер - Николай Фёдорович Корсунов
— Пойдем наверх? — предложила Инка.
На верхней палубе стояли решетчатые скамейки, здесь было просторно для глаз и для ветра, пахнущего рекой и лесом. Иногда, взбитые форштевнем, долетали сюда пресные свежие брызги. Справа за крутую излучину с высоким яром уходил город с дрожащими от марева домами и башенными кранами.
— Хорошо, — тихо сказала Инка. — Я так люблю Урал… А вы не местный? Я о вас вообще ничего не знаю.
— Я из Ленинграда. В командировке у вас…
— В творческой, что ли? Художник?
— Инженер.
— Холостой, конечно?
— Холостой.
«Врет! — мысленно заключила Инка. Ей почудилось, что ответил он с чуть заметной заминкой. — Врет и глаз не отводит. Белла права была: этот парень — «никакой он не парень, а просто изменщик своей жене…»
Упершись локтями в перила борта, она смотрела на пенящуюся внизу воду, словно пыталась разгадать там ответ на возникший вдруг болезненный, неприятный вопрос: зачем поехала с малознакомым человеком? Не любовь же это, нет!.. Стосковалась по людскому участию, по доброму слову? Глаза ясные, святые, а думает о ней, наверное, как об обычной шлюшке. Ему что, он — в командировке, на неделю наберется и терпения и ласки к ней, а там — пиши до востребования. Чтоб жена не знала. Это в лучшем случае… Зачем поехала? Почему? Друзьям будет рассказывать, как разорил сердце простушки-провинциалки, как она сама пригласила поехать за город, в лес, в глушь…
— О чем вы задумались, Инна?
Голос тихий, участливый. Лицо с широкими, будто сажей намазанными бровями склонилось к самой ее щеке. Ладонь, большая, теплая, опустилась на Инкину руку, лежавшую на планшире борта…
Инка высвободила руку, повернулась спиной к воде. Взглядом прошла мимо встревоженного лица Алексея. Глаза щурила, хороня за ресницами мысли, хороня охватившее все ее беспокойство и неприязнь к самой себе. А со стороны могло показаться, что щурится она от яркого солнца, вставшего уже почти над самой головой. Нужно было быть очень внимательным, чтобы за приопущенными, как легкое забрало, ресницами угадать смятение и досаду. Инка уже не знала, что делать: то ли попросить капитана, чтобы он причалил к берегу, и берегом идти в город, то ли до конца маршрута катить на теплоходе и с ним же возвратиться домой, то ли выкинуть из головы заботу о морали и пристойности и где-нибудь на песчаной теплой косе скоротать день с командированным — как и намечалось…
— Что вас взволновало, Инна?
Она чуть заметно повела плечом: это ей показалось уже не чуткостью с его стороны, а докучливостью. Она по-прежнему не хотела глядеть ему в глаза, потому что знала: если глянет в них, ясные, встревоженные, то улетучатся все ее «почему» и «зачем». Глядеть в его глаза и говорить, даже думать о нем плохое — было, оказывается, не под силу. И она понимала, что здесь не ее слабохарактерность виновата, а что-то большее, значительнее, то, что лишало ее сна в темной низкой горнице, набиравшей по ночам прохладу из политых под окнами цветочных грядок…
Инка перевела взгляд на кормовую часть верхней палубы. Там ехала группа студентов пединститута, возможно, на практику в ближайший район, возможно, и на вылазку по случаю сдачи очередного экзамена. Коноводил у них высокий сухощавый парень с шишкастым продолговатым черепом, к которому плотно прилегали длинные редкие волосы. Он больше всех острил, громче всех смеялся, и вообще чувствовалось, что он — признанный тамада.
— Да это же Эдька! — Инка растерянно и удивленно взглянула на Алексея. — Это Эдик.
— Что за Эдик? — в голосе Алексея Инка услышала знакомую ей настороженность. Всегда парни так вот ревниво настораживались, когда на нее кто-то обращал пристальное внимание или оказывался близко знакомым.
— Сын нашей директорши… Я и не знала, что он тут…
Алексей ничего не стал больше спрашивать, понял, что Инке случайность встречи с сыном директора магазина, где она работала, не очень-то приятна. С незнакомым парнем на теплоходе… Всякие могут сплетни пойти… А она молча, загипнотизированно смотрела на Эдика. Ей бы отвернуться, а она…
— Славный парень, — сказал с хрипотцой Алексей, просто так, чтобы что-то сказать. Вроде бы похвалил, но Инке нетрудно было уловить в интонации уязвленность и насмешку.
— А что, действительно, неплохой! — с вызовом ответила она, поворачиваясь к студенческой компании спиной. Ей захотелось увидеть выражение лица и глаз Алексея. Когда парни начинают ревновать, они, как правило, говорят и делают глупости. Глаза Алексея были задумчивы и глядели куда-то поверх поименного зеленого леса, туда, где самолет оставил сдвоенный след инверсии — будто кто-то на санках скатился с высокой голубой горки. Можно было подумать, что Алексей забыл и об Эдике, и об Инке, и о том, где он и зачем. Инка уже не раз замечала эту его отрешенность, уход в самого себя, в свои, никому не ведомые мысли… И ей стало неуютно, на просторной солнечной палубе она вдруг почувствовала себя одинокой, всеми брошенной: Алексей о чем-то своем думает, гомонящие студенты сбились у противоположного борта, «станишники» об Урале судачили…
Она виновато, с девчоночьей смущенностью коснулась руки Алексея:
— Ну, не сердитесь… Давайте здесь сойдем? Попросим капитана, чтобы причалили, и сойдем… Место красивое…
ГЛАВА XIII
Алексей сидел на сучке коряги и смотрел больше на Инку, чем на оранжевый поплавок, меланхолично круживший в маленькой заводи Инка напоминала девочку-подростка, которая еще не прочь и на одной ножке попрыгать, и в куклы поиграть. Придерживая пальцами подол платья, она шумно шлепала босыми ногами по теплой воде и беспричинно смеялась. А вот сейчас опустилась у кромки берега на корточки и набирала в горсть приношения реки: намытую волнами разноцветную гальку, прохладный стеклярус горного хрусталя и перламутровые блестки ракушечника… Вода у ее ног морщилась от солнца и бросала на опущенное лицо дрожащие желтые блики.
— Наверное, мы сегодня будем без ухи, Алексей!
— Ну, что вы! — он с надеждой перевел взгляд на поплавок.
Из-под широкой развесистой вербы тянуло горьковатым дымком настоящего рыбацкого костра. Инка уже вскипятила воду в котелке и жестяной банке, а клевало по-прежнему неважно, на кукане у Алексея было штук шесть-семь чебачков и синцов, не больше. Под ложечкой посасывало, напоминая, что давно бы пора заморить червячка, но Инка категорически возражала: только ухой будем замаривать! А солнце уже за полдень перевалило…
Алексей снова перевел глаза на поплавок. «Очевидно, мерещится!» — подумал он, видя, как поплавок периодически ныряет в воду и мелко вздрагивает. На
