Когда налетел норд-ост - Анатолий Иванович Мошковский
Женя взялась за дверцу калитки и вдруг услышала голос Дмитрия:
— А кто ж виноват, что так получилось?
Старушечий голос отвечал ему:
— Кому какое дело до старухи? Каждый норовит отрезать от сада кусок земли, меньше заплатить, подешевле купить. А я не одна. У меня внуки и дед, налог платить надо за отдыхающих, вот и приходится…
— Бедная, несчастная бабка! — сказал Дмитрий.
Женя замешкалась.
— Беззащитная! Все ее обижают и едят поедом…
— Ну хватит. — И тут бабка увидела за калиткой Женю. — Вам чего, гражданочка? Мест нет. Может, винограда или слив желаете?
Дмитрий обернулся.
— Женя? — не поверил он себе, и глаза его радостно заблестели.
— Женька!
Он, как мальчишка, бросился к калитке.
— Ну входи же, входи… Где ты так долго пропадала! — Он обнял ее и коротко поцеловал в губы, взял за руку, привел к столу под густой черешней и усадил на скамейку. — Ну как поездка? Довольна? Ну-ну, рассказывай…
Женю бросило в жар. Она вытерла лоб и стала обмахиваться платочком.
— Бабка! — крикнул Дмитрий, вскакивая со скамейки. — Срочно дай два килограмма винограда, и срезай с солнечной стороны, чтобы сладкий был!
Бабка принесла чашку с черным виноградом и поставила на стол.
— Ешь, — Дмитрий пододвинул виноград к Жене. — Ну чего ж ты молчишь?
Женя машинально потянулась к упругим гроздям и подумала: «Сейчас расскажу обо всем и в первую очередь — о письме».
— Свиданий с поручиком больше не было? — внезапно спросил Дмитрий. — Не представилось случая снова поработать на Инку? — На губах его заблуждала знакомая насмешливая улыбка, и внутри у Жени что-то оборвалось, и тоненькой стройкой в душу потек холодок.
— Не было… — ответила она и вдруг твердо решила: «Не скажу ему ничего. Все равно не поймет, будет ерничать. Проживет как-нибудь и без этого письма. Так мне и надо, дурехе. Так и надо… Но что же, что же тогда рассказать о поездке?»
Глава 15
ЧТО ТАКОЕ ДОЛЬМЕН
— Дима, ты знаешь, что такое дольмен? — спросила Женя.
— А с чем его едят? — На нее посмотрели его темные, все еще по-мальчишески радостные глаза.
— Его не едят, в него кладут, — его же тоном ответила Женя и в душе поругала себя за это.
— Кого кладут? Хлеб или молоденьких девушек?
— Мертвых… — решила поинтриговать его Женя, но все это было мелко и глупо по сравнению с тем, что она знала и что хотела ему сказать. — Мертвецов, покойников…
— Не пугай меня, пожалуйста.
В это время стукнула калитка, и во двор вошел Колька с десятком морских карасей на кукане.
— Вот и жарево для гостьи будет! — обрадовался Дмитрий. — Колька, ты знаешь, что такое дольмен?
— Кто же этого не знает? Мы в нем костры разжигали ночью: и так было страшно издали — в дыре огонь пылает.
— Бессовестные, — сказала Женя. — А ты, Дима, ненамного лучше его. Живешь здесь столько времени и ничего, кроме моря и лыж, не знаешь…
— И еще кроме тебя!
— А если серьезно, дольмен — это совершенно грандиозное сооружение, и осталось оно от бронзового века. Ты подумай — от бронзового! Как вспомню сейчас, мурашки по коже пробегают. — Сказала, а сама подумала: «Преувеличиваешь!» — Представь себе: голый хребет, вверху тучи, вокруг ни души, дико, молчаливо, и это гигантское сооружение из громадных, замшелых плит, стоящее тут тридцать веков…
— Прекрасно… Тридцать веков — это же чистая условность. Я привык к абстракциям.
— Ничего особенного, — сказал Колька, — я, когда еще учился в третьем классе, свое имя на его крыше вырубил.
— Это похоже на тебя, — устало вздохнула Женя. — Был бы ты моим учеником…
— Я хочу видеть этот дольмен, — решительно заявил Дмитрий, — и немедленно! Колька, он далеко отсюда?
— Если через мост — минут двадцать топать, а если вброд — минут пятнадцать…
Дмитрий подмигнул Жене.
— Простоял тридцать веков, а нам полчаса жалко! Сейчас же выступаем.
«Ну зачем сразу тащиться к нему? — подумала Женя. — Лучше пойти куда-нибудь к морю или вверх по речке, и, конечно, без Кольки. Наговориться бы, отвести душу. Ведь за эти дни столько пришлось передумать, перевидеть всего…» Если бы она могла сразу рассказать ему про то письмо!
Но раз Дмитрий решил пойти к дольмену, надо идти…
Колька привел их через территорию дома отдыха к автопансионату, ногой открыл высокую дверь в заборе, и Женя снова увидела громадное, чем-то похожее на дот сооружение из грубого тесаного камня — мрачную коробку с нависшим козырьком крыши и круглой дырой входа. Но этот дольмен не так поразил Женю, как те в горах, вдали от цивилизации. Этот был лишен первобытной дикости: рядом стоял дом и рос высокий грецкий орех.
— И ему тридцать веков? — Дмитрий недоверчиво улыбнулся и тронул шершавую, в полметра толщиной плиту.
Женя сунула в отверстие голову. Из дольмена пахнуло мраком и сыростью.
— А пролезть туда можно? — Ей вдруг захотелось двигаться, говорить, смеяться — только не молчать и как-нибудь скрыть от Дмитрия свою досаду.
— А чего там делать? — спросил Колька. — Когда был пацаном, тысячу раз лазил, а сейчас… — Он махнул рукой.
Дмитрий поддержал его.
— В самом деле, — он взял Женю за руку. — Пошли отсюда… Боюсь, туземцы младшего школьного возраста устроили там импровизированный туалет… А махина будь здоров! Ну поехали.
— Сейчас! — Женя сунула в дырку одну, потом другую ногу, сузила плечи и скрылась в дольмене. Сквозь два пробитых в стенках отверстия падал свет. Внутри валялись драный сапог, бутылка с отбитым горлышком.
Женя встала в полный рост и провела пальцем по потолку — к нему кое-где прилипли улитки. Она попробовала копать землю под ногами, и кончик палочки уперся в камень: ага, и внизу лежит плита!
— Ну как, под жилье сгодится? — послышался голос Дмитрия. — Современная норма на душу соблюдена?
— Вполне, — ответила Женя.
— Жаль, что я появился, на свет тридцать веков спустя. У меня была бы квартирка почище той, где живу сейчас.
— Но так хоронили только знатных, — Женя вылезла из дольмена.
— А ты думаешь, я был бы захудалым? Уж я постарался бы… Слабый гнил на том месте, где его растоптал мамонт, а испустивший дух знатный вносился в такое вот сооружение — и дождик не замочит, и зверье не обглодает кости… Благодать! И память о твоих костях сохранится тридцать веков!
— Ну и выдумщик ты… Фантазер! — сказала Женя.
Колька между тем с разгона взбежал на крышу дольмена.
— Что ты делаешь? — закричала Женя. — Он еще хочет лет пять постоять.
— Не бойся, — сказал
