Несносный характер - Николай Фёдорович Корсунов
Справлялась Инка о тете Глаше: на семь лет осуждена. Значит, даже хитрость и многолетний стаж не спасли.
— Так ты поняла меня, Кудрявцева?
Инка мало что поняла, занятая воспоминаниями, но на всякий случай кивнула. Белла Ивановна затушила в пепельнице окурок и облегченно откинулась на спинку скрипнувшего стула.
— Очень я рада, что ты поняла. Я знала, что ты поймешь, я это сразу узнала. Другого бы не помиловала… У тебя такое положение, я же тоже человек, я же понимаю… Иди работай, товарищ Кудрявцева. И никаких «спасибо», не люблю сентиментов. Я человек дела, Кудрявцева, мне подай дела свои, и я скажу, кто ты!..
Семь часов за прилавком показались Инке необыкновенно короткими. И только перед закрытием магазина она вспомнила, что обещала хозяйке принести деньги за квартиру. До чего хороша была жизнь минутой раньше… Как быть? Взять из кассы до получки? Пятнадцать рублей — не столь уж большая сумма. А без нее… Но это же касса! Государственная!.. Лучше у брата попросить в долг. Нет, к Николаю она не пойдет!.. У Клавы? Откуда у Клавы лишние деньги? Молодая, а уже тремя мальцами обзавелась. Муж кочегаром в домоуправлении работает — оклад известный… У Игоря? Опять к Игорю? Да, у него можно занять, не откажет… Не откажет… А взамен?..
Инка с лихорадочной быстротой заперла основной и контрольный замки, сдала магазин сторожу.
Домой? Только не домой, не к старухе с ее хваткими, всевидящими глазами. Такие глаза были у свекрови. Все четыре года они преследовали Инку с ненасытной злобой: «Дармоедка! Ентилегенция кудлатая!..»
Инка несколько раз останавливалась на ступеньках, пока взошла на площадку второго этажа. А потом не могла поднять руки к черной кнопке звонка… Что подумает Игорь? Известно, что!..
Может, так и не решилась бы позвонить, но щелкнул вдруг английский замок, и через порог шагнул Игорь в шляпе и сером макинтоше. От неожиданности оба не сразу сообразили, что нужно хотя бы поздороваться. Наконец Игорь несмело взял ее выше локтя.
— Не могу поверить, что это ты…
— Мне нужны пятнадцать рублей, — как через замороженные губы проговорила Инка, — С получки отдам.
Игорь был уязвлен:
— Ты ко мне… только, когда нужда…
Она повернулась идти. На первой ступеньке двусмысленно усмехнулась:
— Как ни странно, ты ко мне тоже только с нуждой…
— Ох и человек же ты, ну и человек!
— Верно: человек.
— Человечина. — Игорь, злясь, искал по карманам ключ. — При себе нет денег, извини… Идем в комнату, там у меня… Пошли!
Он никак не мог попасть ключом в замочную скважину, и это его раздражало. Собственно, раздражало больше то, что Инка наблюдала за его суетливостью и насмешливо и со снисходительным превосходством. Наконец открыл дверь и оглянулся на Инку, прислонившуюся на ступеньках к перилам. Зло бросил:
— Идем, что ли? Я же тебя не в кровать приглашаю!
— Выноси побыстрее деньги и не хами. Раньше ты таким не был.
Он вынес ей деньги. Инка поблагодарила так, словно не он ей, а она ему сделала одолжение. Великодушно предложила:
— Давай на Урал сходим? Я давно ледохода не видела.
— Лед уже прошел.
— Все равно. У меня хорошее настроение…
Игорь дернул плечом: дескать, я в этом убедился!
На улице он остановил такси, и они приехали на высокий речной яр, подковой вжимавшийся в восточную окраину города.
За их спинами догорала заря, а внизу клокотала, пенилась мутная, черная от надвинувшейся тени яра вода. Кое-где на ней уже покачивались, как желтые птенцы, первые звезды. Низкое левобережье, залитое паводком, терялось в сумеречной дымке. Там была Азия. Инке даже показалось, что оттуда дохнуло горьковатым дымком рыбацкого костра. И вспомнилось, как с братом они сажали на той стороне огород, а вечерами сидели у костра, пекли картошку или варили уху, и Николай рассказывал ей всякие истории. В то давнее время еще девчушкой была, а Николай донашивал солдатскую гимнастерку. Ночевали под звездами и яркой, как в сказках Шахерезады, азиатской луной…
Ухнул обвалившийся невдалеке яр. Эхо долго перекатывало могучий, стонущий росплеск воды.
— Не укрепляют берег, — сказал Игорь, беря Инку под руку. — Каждый год яр отнимает у города территорию… Средств нет, что ли?
— Очень может быть. У меня же вот нет! Хорошо, что ты меня сильно любишь и одалживаешь из своих скромных сбережений… Только я считаю, что любовь — это пережиток. Я лично никогда никого не любила.
— По-моему, ты очень многих любила.
— Нет любви. В десятом классе я где-то прочитала: «Все в мире ложь, вся жизнь есть злая шутка. И если все это перевернуть и призраки пустые все откинуть, то остается лишь чувственность одна — любви ничтожный, искаженный снимок…» Разве не так? Ты же помнишь, сколько за мной парней таскалось. И каждый — люблю, обожаю! А в конечном счете… Да вот хотя бы и ты…
— У меня самые серьезные намерения.
Игорь насупился, поправил очки. Вчера незнакомый Игорю парень занес Эдику акт, составленный на Инку. Похохатывая, рассказал, как из кульков тетки-покупательницы ловко «изъял» кусок рафинаду, три конфеты… Получился чистой воды недовес! Продавщица и не пикнули даже, подписала акт…
Над Инкиной головой повисла петля. Когда понадобится, петлю приопустят и захлестнут на шее мертво, безжалостно. Все теперь зависело от Инки, от ее поведения… Игорь не решился вступиться за нее. Конечно, если б Инка вела себя иначе, а то ведь… Держит его на расстоянии. Колкости. Насмешки…
— Когда-то ты мне… — Инка сделала паузу. Сузив глаза, посмотрела на Урал. — Когда-то нравился ты мне. Чуть-чуть. Мне нравились твои мечты… Ты умел мечтать… Сейчас ты не тот. Кажется, что ты не мечтами наполнен, а косточками от бухгалтерских счетов… Я женщина, жизнь меня обидела, но я… Знаешь, я все-таки мечтаю, не сдаюсь. Почему-то мне кажется, что главное еще впереди…
«Да-да, главное еще впереди: дядя Егор, Эдик, скамья подсудимых… — Сам не зная почему, Игорь злорадствовал. — Мечтай, мечтай!..»
А Инка продолжала:
— Я тебя, Игорь, вспоминала. Думала: где он, как его судьба
