Леэло Тунгал - Четыре дня Маарьи
- Стало быть, вот что, Маарья. Ты абсолютно права, так сказать, в идеале права, — протянул Тийт. — Но ты забываешь правду жизни.
- Та-ак? А по-моему, ты больше меня витаешь в облаках. Разве правда жизни в том, чтобы, не спросив человека, умеет ли он плавать, назначать его участником соревнований, где он очертя голову бросается в воду! А кто сказал, будто я больше других гожусь делать стенгазету? Может, мне вообще не доводилось видеть порядочной стенгазеты, не говоря уже о том, чтобы делать ее? — огрызнулась я.
- Но Паюпуу назначил тебя диктором школьного радиоузла, хотя ясно, как белый день, что ты не работала раньше на "Ээсти радио"! И ведь ты справилась, верно?
- Голос — это врожденное качество, для стенгазеты голос не нужен. Или ты думаешь, что когда очередной номер стенгазеты будет готов, моей обязанностью станет кричать, как когда-то мальчишки-продавцы газет: "Свежая стенгазета! Свежая стенгазета! В ней масса заметок про то и про это! Скорей подходите, скорей подходите! Читайте заметки! Рисунки смотрите!"
- Эх, чего уж там… У тебя на всякий вопрос сразу готов десяток ответов. Любому ясно, что такой человек и со стенгазетой справится. Только почему же до сих пор на этом бордовом стенде не появилось ни одного листочка бумаги с заметками?
- Твой упрек не справедлив, не могу же я одна написать и нарисовать газету целиком.
- Это дело надо будет расследовать, — считал Тийт, но, заметив поджидающую меня в воротах Стийну, торопливо сказал: "Прощай!" (словно расставался со мной навеки) — и свернул в боковую улицу.
Однако Тийт занялся расследованием всерьез и на следующий день подошел ко мне с высоким черноволосым парнем.
- Познакомьтесь, — сказал Тийт. — Это Маарья, моя одноклассница, а это Мярт, твой начальник по редколлегии.
Первое, на что я обратила внимание, — грустные карие глаза Мярта, которые были гораздо темнее, чем у моей мамы. Руку он пожал мне так сильно, что я едва удержалась, чтобы не запищать.
- Стало быть, вот что: Маарья у нас без конца жалуется, мол, ей не дают делать стенгазету, — подначивал Тийт. — У человека столько энергии, а применить некуда, хоть грызи железные прутья в раздевалке.
Мярт засмеялся.
- Но кто же не дает?
Он говорил спокойно, мягко. И вообще, Мярт сразу же мне понравился. Я даже немного огорчилась, когда он сказал, что редколлегия соберется в пионерской комнате лишь через неделю, во вторник.
- Но особых надежд, что нам удастся выпустить номер сразу, лелеять не стоит. В прошлом году с этим делом была масса неприятностей. Учителя не хотят так, как могут ученики, а ученики не могут так, как нравится учителям. Одним словом, «революционная» ситуация.
Болтун этот Тийт! Кто знает, каким асом-стенгазетчиком он выставил меня перед Мяртом! Как бы там ни было, я чувствовала себя препаршиво, когда во вторник, кроме Мярта и меня, делать стенгазету явилась лишь одна десятиклассница Лейли и Мярт стал как бы извиняться передо мной. Будто я какой-то инспектор!
Все же для первого номера материала у нас набралось достаточно. Мярт принес иронические вирши своего друга Рейно и собственное сочинение "Наши старики" (сам он назвал это "эссе"), у меня было несколько стихотворений Стийны. Лейли рисовала так хорошо, что я и заикнуться не осмелилась о своих по-детски неумелых карикатурах. Решили для начала выпустить веселый юмористический номер.
Меня озадачило предложение Мярта составить перспективный план выпуска стенгазеты сразу на весь учебный год. Какой еще перспективный план? Что соберем, то и будем помещать. И конечно, надо отмечать праздники, но откуда нам знать заранее, кто что напишет?
Зато Лейли и Мярта потрясло мое предложение: выпускать два номера в месяц!
- Пятнадцать-шестнадцать номеров в год? — изумился Мярт. — Да если мы хоть раз в месяц сможем обновлять материал, и то будет прекрасно. Между прочим, в позапрошлом году за весь учебный год выпустили всего два номера: один осенью, другой в четвертой четверти.
В конце концов было решено: если у нас наберется достаточно материалов, станем выпускать два номера в месяц, если же нет, то один. Дома я смастерила из толстого картона почтовый ящик, на котором Лейли вывела готическим шрифтом.
Для гениальных мыслей.
Выпустив первый номер, мы прикрепили ящик к нижнему краю щита стенгазеты и стали ждать корреспонденции. "Гениальные мысли" поступили к нам очень скоро, но в устном виде, ибо нас, всех троих, вызвали к завучу Кеэрме "на ковер", и там мы услыхали, что подрываем авторитет учителей, самовольничаем, поступаем необдуманно… И так далее, и тому подобное! Наша классная руководительница Меэритс сидела рядом с завучем и горестно кивала.
Я ничего не могла понять, Лейли, казалось, едва сдерживала смех, но Мярт стоял прямо, и вид у него был серьезный и важный, будто он какой-то военачальник. Когда в потоке слов Кеэрмы возникла маленькая пауза, Мярт спросил:
- Позвольте узнать конкретно, в чем все-таки дело?
- Вы еще издеваетесь! — Кеэрма всплеснула руками.
Меэритс в изумлении вскинула на Мярта осколочки льда, которые выполняли у нее функцию глаз.
- Вы должны немедленно извиниться перед учительницей Меэритс, иначе нам придется вызвать вас на педсовет.
И что такого мы сделали Меэритс? В голове у меня мелькнула мысль, не попала ли в руки учителей моя эпиграмма "Зачем, ответьте, деточки…" и ее считают нашим общим творчеством.
- Я, к сожалению, не знаю учителей начальных классов, — начал было Мярт спокойно, но Кеэрма перебила его:
- Учительница Меэритс — классный руководитель девятого «а». — И она указала рукой на Меэритс.
- Очень приятно познакомиться, — приветливо сказал Мярт, обращаясь к Меэритс. — Моя фамилия Кадак.
Завуч побагровела и медленно поднялась из-за стола.
- Выйдите, — тихо сказала она.
Но когда мы все повернулись, чтобы покинуть кабинет, раздался голос Меэритс:
- Нет, нет, Пярл и Пуусаг, вы останьтесь!
- За деятельность редколлегии я отвечаю больше, чем Пярл и Пуусаг, — сказал Мярт. — Комитет комсомола назначил меня ответственным редактором стенгазеты.
- Вы, Кадак, завтра явитесь в школу вместе с родителями, — сказала Кеэрма. Губы у нее дрожали.
- Пожалуйста, скажите мне прежде всего, в чем я провинился перед учительницей, которую я до сих пор не знал?
Теперь Мярт явно переусердствовал — школа не так велика, чтобы можно было доучиться до последнего класса и не знать Меэритс. Раньше он просто не обращал на нее внимания — и правильно делал.
- Ваша вина? Ваша вина в том, что вы позволили использовать стенгазету, чтобы опорочить учительницу Меэритс.
Обвинение и впрямь было серьезным, но мы все трое дружно рассмеялись.
- Каким образом? — спросил Мярт.
- Пойдем в коридор! — велела Кеэрма.
Стенд со стенгазетой уже стоял возле двери учительской, будто провинившийся ученик.
- Читайте это стихотворение вслух! — приказала Кеэрма.
Мярт стал громко читать стихотворение Стийны "Вечерние размышления". Последние строчки звучали так:
Этот свет, этот обманчивый светматематике не подчиняется.
- Вы преподаете математику? — радостно спросил Мярт у Меэритс.
Она не ответила.
- И дальше. Чья это карикатура? — Кеэрма указала пальцем на рисунок под эссе Мярта.
Теперь стало ясно: у пожилой тетки, которая, закатив глаза, курила сигарету, было серо-зеленое в клеточку платье.
- Это не карикатура, это иллюстрация, — запротестовала Лейли.
- Иллюстрация? К чему? Ага. "Когда я был маленьким, старики еще не отбились от рук. Они не курили, не озорничали, не прогуливали, не одевались столь вызывающе, как теперь, не ходили расхристанными. В старину старушки носили аккуратный платочек на голове, юбку приличной длины и поверх нее фартучек. В былые времена старые люди не сидели часами возле орущего граммофона или магнитофона и детей воспитывали гораздо заботливее, чем нынешние…"
Господи помилуй, неужели до них не доходит, что это пародия на те назойливые нравоучения, которыми потчуют нас? Меэритс, казалось, готова была заплакать.
Мярт посмотрел на Меэритс и сказал с усмешкой:
- Извините, учительница Меэритс, если это вас обидело. Я, честное слово, не знаю ваших привычек. Давайте зачеркнем те строчки, которые, как вы считаете, задевают вас.
У меня внутри все разрывалось от сдерживаемого смеха.
- Ошибаетесь! — холодно ответила учительница. — Ваша детская пачкотня не имеет ко мне никакого отношения.
- В чем же тогда дело? — спросил Мярт.
- И еще, читайте другое стихотворение. Рейн Таремаа автор:
Какая рифма на этом светек слову "тригонометрия"? Нет сомненья в моем ответе:три гнома, и метр, и я!
- Но там же есть еще про английский язык, и про эстонский, и про географию, — заметила я.
