Владимир Гурвич - Погибают всегда лучшие
Я вломился в самый центр битвы, пытаясь пробиться к лестнице. Перед моим носом мелькнул чей-то нож, я заломил сжимающую его руку и услышал хруст ломающейся кости, сопровождаемый громким воплем. Я откинул от себя ставшее сразу же безвольным тело и стал подниматься по ступенькам.
Я открыл люк и очутился в довольно просторной мансарде. И сразу увидел сидящих Анатолия и Алексея. Я бросился к ним, но меня остановил резкий повелительный голос:
– Стой, не то продырявлю.
На радостях, что обнаружил заложников, в первое мгновение я не заметил еще одного находившегося в помещении человека. Он стоял в трех метрах от меня, в руках он держал наведенный на меня автомат Калашникова.
– Закрой люк и к стене. Быстро или даю очередь. – Его палец лег на курок.
Я сделал, как мне было велено: закрыл люк на запор и отошел к стене. В люк сразу же застучали, но было уже поздно.
Я никогда не видел Горца не только воочию, но даже на фотографиях, но ни секунды не сомневался, что это он. Это был высокий мужчина лет тридцати с внешностью героя-любовника. Если бы он снимался в кино, то, без всякого сомнения, был бы любимцем всех женщин страны. Впрочем, и без съемок кино о пользовался у них большой благосклонностью, мне было известно об его многочисленных победах над слабым полом.
– Это очень большая честь видеть у себя в гостях самого господина мэра, – сказал он насмешливо. – А теперь, сука, слушай и делай, как говорю. Скажи всем своим людям, чтобы они немедленно убирались бы из дома и освободили бы всех моих ребят. Если через три минуты они этого не сделают, я полосну по вам очередью вот из этой замечательной игрушки, – кивнул Горец на автомат. – Давай, действуй.
– Хорошо. Олег! – крикнул я.
– Я здесь. – Звук сильного голоса Олега сквозь толстый, обитый металлическим листом люк, добирался до нас не без труда.
– Мы все на мушке у Горца. У него «Калашников». Он требует, чтобы мы ушли и освободили его людей.
– Я понял, – после короткой паузы донеся до меня голос Олега. – Мы уходим.
– Молодец, – похвалили меня Горец. – Ты очень исполнительный. Жаль, что ты не в моей бригаде. Мы бы поладили. Может, перейдешь. Поверь мне, мэром в наше время быть глупо, уж слишком опасно. А таким, как ты, вдвойне. Знаешь, как ты надоел братве. Одно хорошо, что больше тебе не придется командовать в этом городе. Сам так захотел; сидел бы себе тихо, мирно в своем кабинетике, глядишь бы и поладили. А теперь сам понимаешь, что с тобой дальше будет. Как думаешь, три минуты прошли? Михась, – громко закричал Горец, – они убрались?
– Убрались.
– Ну вот, видишь как хорошо, можем спускаться. Ты первый. Открывай люк.
Мы спустились в большую комнату. Ситуация была практически безнадежной. Вокруг находились только люди Горца. Было видно, что многим из них сильно досталось; как минимум, трое, корчась от боли, лежали на полу и истекали кровью. Но на них никто не обращал внимание, так как все внимание было сконцентрировано на нас.
Ко мне подошел тот парень с железным прутом. Правда, в руках сейчас лома у него не было, так как он все еще держался за почки. Было видно, что каждое движение сопровождалось у него болью.
– Горец, дай его мне. Я с ним поговорю, у меня с ним счеты.
– Оставь его в покое. Его просил доставить к себе Григор.
– Зачем ему эта падаль?
– У него тоже с ним счеты, гораздо более давние. Но я попрошу, чтобы ты поучаствовал в расчете с ним. Думаю, он не будет возражать.
– Не забудешь? – с некоторым сомнением в голосе спросил парень.
– Не беспокойся. Ты получишь свою долю удовольствия.
Удовлетворенный надеждой на скорое участие в расправе надо мной, парень отошел в сторону.
– Свяжите его, – скомандовал Горец. Он подозвал к себе одного из члена своей банды. – Иди и скажи им, чтобы убирались как можно дальше. Пусть немедленно уезжают с «Хуторка». Иначе не одному из них несдобровать, – кивнул он на своих пленников, то есть на нас. – А мы пока побеседуем с господином мэром.
Горец подошел почти вплотную ко мне, в руках он держал нож с тонким и длинным лезвием. Его кончик уперся в мой кадык. Я почувствовал боль и поморщился.
– Больно? – поинтересовался с притворным сочувствием Горец.
Я вспомнил, что о нем ходили слухи, что он – садист и что любимое его занятие – мучить свои жертвы. На моем лбу выступил холодный пот.
По-видимому, эти мысли он прочитал в моих глазах, потому что он с явным удовлетворением улыбнулся и сказал:
– Ты правильно подумал, шериф. Я – садист и не скрываю этого, люблю пощекотать ножиком своих приятелей, сделать на их телах маленькие разрезики. Человеческая кожа очень нежная, она хорошо режется. – Он уколол меня еще раз, и я увидел на кончике ножа алую капельку своей крови. – Кровь возбуждает меня сильней, чем тело самой красивой женщины. С тобой такого не происходит? Никогда не пробовал возбудиться с помощью крови? Чего молчишь? – Он снова уколол меня.
– Нет.
– Значит, ты не знаешь настоящего кайфа. Бабы не идут ни в какое сравнение, – пренебрежительно помахал он ножом около моего лица. – Даже наркота не то. А что за жизнь без кайфа. Впрочем, какой смысл с тобой говорить об этом, тебе уже все равно его не испытать. Ты – покойник. Сегодня для тебя последняя ночь. А скажи, что ты чувствуешь? Не хочешь делиться со мной. А знаешь, я тебе окажу большую честь, я сам отправлю тебя в лучший мир. Ей богу, я тебе завидую, всего через пару часов ты будешь уже там, – показал он на потолок.
Вошел посланный для переговоров парень.
– Они все убрались.
– И милиционеры тоже? – спросил какой-то мужчина. Я посмотрел на него и понял, что это и есть капитан Герасимов. Мы обменялись взглядами, и у меня не осталось сомнений в том, что если благодаря вмешательству какого-нибудь чуда меня вдруг не убьет Горец, это сделает он, так как наша с ним тут встреча означает не только конец его милицейской карьеры, но и переход на очень долгий срок в положение тюремного узника.
– Едем, – приказал Горец.
Нас вывели во двор и рассовали по машинам. Мне достались старенькие «Жигули». По обоим сторонам от меня примостились два крепких парня.
Мы ехали по пустому ночному городу; то ли они это сделали специально, то ли так получилось случайно, что наш картеж промчался мимо моего дома. Я успел бросить взгляд на окна, они были темные. Несколько минут я сидел с закрытыми глазами, представляя свою пустую квартиру, а когда их открыл, то увидел, что теперь мы стремительно приближаемся к дому Ксении. Я даже подумал: уж не хотят ли они захватить с собой и ее. Но к большому моему облегчению мы не снизили даже скорость, но я все же успел заметить, что в ее окне горит слабый свет, скорей всего ночника. Что делает она? Читает книгу, смотрит телевизор? Она так и не узнает, что в свою последнюю ночь я несколько мгновений был рядом с ней.
Конечный пункт нашего маршрута, как я и предполагал, был особняк Григора. Во всем большом доме не горело ни одного огонька, но это не означало, что там спали. Когда я оказался за железными воротами, ведущими прямо в ад, то увидел, что народу тут предостаточно. И все с любопытством, как на редкое животное в зоопарке, глазеют на меня.
Меня и Анатолия провели прямо в кабинет к хозяину, в то время как Алексея отправили куда-то в другое место. Григор сидел за своим письменным столом, на котором как обычно стояли канделябры с горящими свечами. Хотя я и раньше имел счастье бывать в его кабинете, но только сейчас я заметил, что его письменный стол точно такой же, как у меня в мэрии. Уж не воображает ли Гришка, восседая за ним, себя законно избранным хозяином города?
– Ну вот, друзья, мы и снова встретились.
Хотя рядом со мной стоял Анатолий, Григор обращался только ко мне и его по-настоящему интересовала только моя персона.
– Видишь-то как все оно повернулось. Поди и не предполагал?
У меня не было ни малейшего желания вступать с ним в диалог, поэтому я молчал. Но ему явно хотелось услышать мой голос, насладиться его слезными мольбами о пощаде. И вообще, ему явно очень хотелось поучаствовать в сцене моего унижения.
– А ведь я тебе предлагал союз. А ты думал, все будет как раньше в школе. Да только не учел, что теперь сила на моей стороне.
– Нет у тебя никакой силы, – вдруг сказал Анатолий, – один страх. Даже остаться с нами боишься один.
– А зачем рисковать, предосторожность никогда не повредит. Думаешь, пронять меня таким дурацким образом и я отошлю своих ребят, – кивнул он на окруживших нас плотным кольцом охранников Григора. – Плохо вы меня знаете, а еще затеяли бороться со мной. А знаешь, – вдруг признался он, не спуская с меня своего горящего взора, – не скрою были мгновения, когда я думал, что ты сможешь победить. Но теперь все, наш спор окончен. – Григор повернулся к Анатолию. – Знаешь, Толя, я не хочу тебя убивать. Если ты пообещаешь, что будешь молчать и ничего не предпринимать против меня, я тебя отпущу.
