Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)

Да не хочу я, Эдуард Михайлович, ни с кем бороться. Просто рожи надоели.

– Ты еще не видел рож. Ты, Андрей, их просто не застал. Теперь все демократы перестроечники. А выбор придется делать тебе самому

– Какой выбор? – спросил Каверин. Ответ Эдуарда Михайловича имел к истории с бешеным волком лишь косвенное отношение. Если не считать того, что в этот ответ могла уместиться вся история и с бешеным волком, и с имевшими к этой истории отношение, людьми:

– Где ты предпочтешь оказаться в критической ситуации – на паперти или на панели?..

6

По весне лед на северных реках не стаивает постепенно, делаясь тоньше и тоньше, а продолжает стоять до теплых ветров полутораметровой толщей. Лишь становится рыхлым, и ледоход начинается сразу по всей ширине реки.

По весне.

Когда оголодала вся полярная живность, а на холмах появляются первые проталины.

Все, что остается на зиму в тундре, не улетает, не убегает и не уползает туда, где теплей, по весне тянется к рекам. К рыбе, к пище, к солончакам по берегам рек.

Еще долго будет стоять лед на озерах, а реки вздыбятся, откроют мутную воду, и не скоро стихнет над ними треск ломающегося пака. Это уже будет настоящей весной…

Волки шли по следу песцов. Старый самец, волчиха и два молодых кейна.

Голодные, нетерпеливые, измученные долгими, бесцельными переходами, подгоняемые голодом и надеждой.

Шли, и когда силы начали оставлять их, по многим, только им одним известным признакам, почувствовали, что река близко.

Это был конец их пути, и надежда на то, что их собственный конец еще далеко. Ведь на льду реки песцы остановятся обязательно, будут выгрызать вмерзшую в лед по осени рыбу, и тогда волки настигнут их.

В солнечном свете, когда снег не заметает следы, в безветренную погоду у песца нет шансов при встрече с волком. Тявкающий визг, клацанье зубов – все решается в одно мгновенье, даже если волк промахнется с первого броска.

По все увеличивающемуся перекрестью следов волки догадались, что песца на реке много.

Это была жизнь. Это была судьба.

Даже на олений след, пересекший путь волчьей стаи, хищники не обратили внимания. Только один молодой кейн на мгновенье замедлил бег, опустил и снова поднял морду по ветру, но, заметив, что стая продолжает свой бег, тут же бросился догонять сородичей.

Зачем тратить силы, которых и так не много, на преследование, наверняка уже сбросившего массивные рога, и потому легкого, оленя, когда рядом полно пищи, запах которой остро щекочет ноздри.

Несколько песцов волки заметили еще с высокого берега, а лед был исполосован ниточками следов.

Голодные песцы утратили осторожность, и бросились в рассыпную лишь когда волки, обгоняя друг друга, стали прыгать в глубокий прибрежный снег; но те несколько мгновений, что волки потеряли, кувыркаясь в рыхлом снегу, подминая крошево, выбираясь на лед, уже не имели значения.

Судьба волков была решена.

Старый волк провалился в снег по самую грудь, припал на передние лапы, погрузившись мордой в холодные мокрые комья и отстал от волчицы и кейнов, которые уже выбирались на лед.

Потому, когда раздался сухой страшащий треск, он оказался ближе всех к берегу.

Волк видел, как раскололся лед, как пришло в движение белое поле, казавшееся еще несколько вздохов назад таким устойчивым и твердым. Как поползли трещины туда, где волчица и один из кейнов уже приканчивали первого песца.

Он инстинктивно, подчиняясь природному страху, страху известному еще предкам его предков, попятился, сделал прыжок в сторону. И тогда метровый лед под ним провалился, разойдясь между лап, и обдав его колючими ледяными брызгами.

Когда волку удалось поднять морду над водой, все вокруг было в движении, и прямо на него наползала, дыбилась, казавшаяся огромной льдина.

Волк вцепился передними лапами в ее острый неровный край и попытался выбраться на поверхность ледяной сопки. Но в это время, другая льдина, поменьше, столкнулась с большой льдиной, замыкая часть чистой воды как раз в том месте, где волк предпринимал свои отчаянные попытки.

И тогда, к раздававшемуся вокруг старого волка грохоту, прибавился глухой внутренний треск.

Треск ломающихся костей.

Последнее, что увидел волк, погружаясь в воду, был ледяной смерч, стоявший над коловращением белесых глыб в том месте, где еще совсем недавно находилась волчица и молодые кейны.

Анализировать волк не умел, да у него и не было на это времени…

7

История с бешеным волком началась задолго до рождения волка, названого в последствии бешеным, с событий, не имевших к волку не малейшего отношения. Если не считать того, что эти события имели само прямое отношение к волкам, которые взбесились.

У генерала Ивана Фронтова был отец генерал Иван Франтов. Старший, генерал Франтов, был Иваном Спиридоновичем, а младший – генерал Иван Фронтов – был старше своего отца. Он был генерал-полковником, и носил отличавшуюся от отцовской фамилию совсем не по той причине, по которой многие, тридцать девятого года рождения, дети генералов не только своей фамилии не носили, но даже не знали настоящего своего имени.

Судьба генерала Ивана Ивановича Фронтова была такой же типичной и не типичной для своего времени, как судьбы его сверстников-генералов, не видевших войны, никогда не воевавших, и оттого, знавших про войну все.

Полководцы бывают разными. Суворов, например, выиграл все сражения, но все войны проиграл, а Кутузов, все сражения проиграл, а все войны выиграл.

Генерал-полковник Иван Иванович Фронтов не выигрывал ни войн, ни сражений, потому, что он их попросту не видел.

Но ни одного сражения и ни одной войны он и не проиграл.

Для многих генералов, отсутствие войн, это единственная возможность быть непобедимыми…

Все, что им положено было знать, судьбой и временем, которое тоже было их судьбой, они знали.

Но только это.

Такой же типичной и не типичной была судьба его отца-генерала, для которого судьба подготовила все войны, а время распорядилось тем, как эти войны затронули его судьбу.

Иван Спиридонович вступил в социал-демократическую партию большевиков в 1913 году, во время студенческих беспорядков в Варшаве.

В том же году он был арестован, и вышел на свободу только в сентябре семнадцатого. Когда Первая мировая война уже почти закончилась для России. В гражданскую – дослужился до помкомполка. После войны окончил офицерские курсы, академию и стал командиром дивизии.

И все было нормально, но фамилия командира корпуса была Столбарев.

Столбарев проходил по делу Убаревича, Убаревич – по делу Тухачевского.

Все пошли под расстрел, только Ивана Спиридоновича отправили в лагерь особого режима в Сусуманский район под Магадан.

Для невинного, это была удача по тем временам. Неудачей было то, что его сын родился уже тогда, когда его отец находился в Тобольской пересылке.

О рождении сына Ивану Спиридоновичу сообщил нагнавший его в Тобольске генерал Орлов, учившийся вместе с генералом Франтовым в академии, и проходивший уже не по делу маршала Тухачевского, а по делу маршала Блюхера.

И таким серьезным было дело генерала Франтова, что не освободили его даже в июле сорок первого, когда и генералов и офицеров так не хватало, что, уже не зная, где их еще взять – стали набирать генералов по тюрьмам. Там их было предостаточно.

Не освободили и не вернули в свою дивизию.

Впрочем, к июлю сорок первого, дивизии, которой когда-то командовал генерал Франтов, уже не существовало.

Полегла она вся в белорусских болотах.

И последним разговором командира этой дивизии с прибывшим из ставки генералом Горбатовым был такой разговор:

Почему вы не отступили, а остались в окопах? – спросил генерал.

– Мы не отступим, – ответил усталый подполковник, а потом взглянул на десяток окружавших его солдат, добавил, – Хоть по одному немцу с собой на тот свет заберем. Но не отступим с нашей земли.

Генерал Горбатов обнял подполковника и прошептал:

– Спасибо, братцы. Если бы все были такими героями… – а потом спросил, – А где остальные силы дивизии?

– А кто их знает. Танки вроде на мины попали. Артиллерия на марше разбита. А с остальными частями я в первый день связь потерял, – проговорил подполковник.

– Да ты, мерзавец, дивизию угробил! Да я тебя под трибунал!

– Воля ваша, товарищ генерал. Только я дивизией вторую неделю командую. А до этого я арифметику в школе преподавал. А те три комдива, что до меня были – сами знаете, где они сейчас. Мне начтыл по секрету рассказал. Так, что воля ваша, вы знаете, что мы делаем, мы знаем, что вы делаете, – видимо за две недели войны подполковник так устал, что уже не боялся не то, что немецких, но даже своих генералов.

И тогда генерал Горбатов заплакал.

Он знал, что делал этот подполковник – просто выполнял приказ генерала Жукова.

И понимал генерал Горбатов, что Жуков ответных за свои ошибки всегда найдет. И ответ будет один – пуля в лоб или затылок.