Николай Удальцов - Модель

Николай Удальцов

Модель

На обложке картины автора.

Это диптих, который можно показывать и детям, и монахам…

Но — это эротические картины; и зритель без труда обнаружит в них мужское и женское начало…

Это картины для спальни…

Другие картины автора на сайте Udaltsov.net

Недавно возникшее требование к определению допустимого возраста возможных читателей не вполне понятно мне.

Поэтому на всякий случай предупреждаю: «Данная книга, как и все книги, написанные мной, рассчитана только на тех читателей, которые отдают себе отчет в том, что эволюционировали от обезьяны не менее 200 000 лет.

Остальных — прошу мои книги не читать и не беспокоить ни себя, ни меня…»

— Ты дал слово написать новую повесть.

— Простите, собратья… Повесть разрослась мыслями, и получился роман…

— Н-да… Писатели — это люди, чьему слову ни в коем случае нельзя верить.

Ну что же. Придется вместо повести роман читать…

…Художники, вообще-то, люди подозрительные: то они водку злоупотребляют, то — в карты поигрывают.

А то — страшно сказать — голых женщин рисуют…

…Так и представляю себе разговор двух художников:

— Пойдем, собрат, злоупотребим водку, поиграем в карты, а потом попробуем нарисовать женщину.

И не какую-нибудь обнаженную, а просто — голую.

— Такую — какая она есть, — говорит один.

А другой — ему согласно кивает:

— Ага…

…А может, и не кивает, а грустно и задумчиво соглашается:

— Попробуем нарисовать женщину…

Такую — какой ее пока нет…

Такую, какой ее пока никто не видел…

— …Скажи, эта история о картинах?

— Да.

— А мне показалось, что она о твоем личном представлении о мире.

— Ты прав.

Потому что любое произведение искусства — это прежде всего — автопортрет автора…

— «Модель» — это женщины, позировавшие тебе для больших картин?

— Нет.

«Модель» — это маленькая картина большого мира, в котором мы живем…

…Я никому не предлагаю разделить мое мнение.

Больше того, мне иногда становится больно за то, что я сам его разделяю.

Просто иное мнение кажется мне лицемерным почти всегда — исключение составляют те случаи, когда иное мнение кажется мне глупым…

…В этой истории, распавшейся на несколько повествований, я буду говорить не о творчестве, а о мужчине и женщинах.

Так что тот, кто увидит в этих историях рассказ о творчестве, поймет меня правильно…

…Конец каждого из этих рассказов был не вполне приятен и понятен для меня.

Но так уж устроена жизнь, что для того, чтобы сделать конец иным, нужно снова начинать с самого начала…

…Я никогда не путал голую женщину в постели с обнаженной женщиной на холсте.

Впрочем, голых женщин я не писал никогда. На моих картинах женщина обнажена для того, чтобы быть символом не наготы, а искренности, правды и, может быть, даже истины.

Той истины, которую я понимаю, хотя я отдаю себе отчет в том, что могу понять далеко не все.

И не на все вопросы могу дать ответ.

Я даже не знаю ответа на главный для каждого художника вопрос: «Картины — это интерьер, в котором мы живем, или жизнь — это интерьер, в котором мы, художники, пишем картины?»

Ну что же, в конце концов, искусство — это попытка разобраться в красоте и гармонии посредством того, в чем мы не разбираемся…

…С другой стороны, обнаженность модели на картине — это не символ того, что правду демонстрирует модель.

Это символ того, что правду говорит картина.

А значит, правду говорит автор…

…Женщины, как и гражданские права, становятся бессмысленными, если не становятся частью жизни.

Осмысленный вариант и того, и другого особенно ценен и для художника, и для мужчины…

…С каждой из описанных в этой книге женщин говорилось о разном; но если разговор был серьезным — он всегда был о том мире, котором мы живем…

… Так как я стою на том, что результаты творческого процесса отличаются от жизни на величину автора, мне доступны искажения: блондинку я могу сделать брюнеткой, стриженую девушку — пышноволосой, а худышке добавить форм — мои искажения остаются в пределах здравого смысла.

Нельзя изображать Еву такой, что при взгляде на нее захочется остаться в раю.

И лужа — для меня — это не модель океана…

Я становлюсь на грань между тем, что есть, и тем, как, на мой взгляд, должно быть, и с этой грани смотрю на окружающий нас мир…

…Искусство — это всегда передача содержания через форму, подчиненную содержанию.

И я помню, как на одной из моих выставок какая-то заезжая мадам, видимо, желая посверкать эрудицией, сказала мне:

— Все с чего-то начинают. Художник, например, начинает с того, что решает — какими красками он будет писать свою картину.

И мне пришлось разочаровать мою собеседницу:

— Художник начинает с того, что решает — что он хочет сказать своей картиной остальным людям.

— Да-а? А потом?

— Потом картина говорит художнику — насколько это ему удалось.

И мадам удовлетворилась моим комментарием.

Но если бы она спросила:

— А — что между этим? — мне бы пришлось честно признаться:

— Не знаю…

…Как правило, мне позируют красивые молодые женщины.

Впрочем, в моем возрасте все женщины уже молодые, просто с годами понимаешь, что возраст — это понятие растяжимое.

Однажды мы разговорились на эту тему с моим другом, поэтом Иваном Головатовым, и он сказал:

— Разговоры о старости — это прежде всего — страх смерти. — И я ответил ему:

— Разговоры о старости — это прежде всего — надежда на то, что будешь жить долго…

…Как-то раз я проговорился своей старинной приятельнице, журналистке Анастасии:

— Я родился еще при отце народов, потом видел оттепель, застой, перестройку, пожил при национальном лидере. Правда, каждый раз все это было в кавычках, — и неожиданно нарвался на комплимент:

— Врешь ты все.

— Почему?

— Потому что, по-твоему, выходит, что в России можно прожить очень долго и так и не стать сволочью…

…Я бы солгал, если бы сказал, что увлекаюсь работой настолько, что не замечаю того, что передо мной обнаженная женщина.

Если мужчина занят так сильно, что ему некогда обратить внимание на красивую женщину, значит — он занят ерундой.

Да и вообще — тот, кто живет только ради искусства, по-моему, ничего в искусстве не понимает.

Кстати, когда я узнал, что мусульмане и конфуцианцы считают женщину злом, а православные — нет, то ощутил себя таким православным, каких свет не видывал.

И вряд ли это грех, которого я боюсь.

К тому же я не думаю, что вообще кто-то боится своих грехов. Просто многие боятся того, что своих грехов не боится никто.

Искушения посещают меня так же часто, как и всех остальных людей, и мне трудно быть праведником.

Праведником быть легко только человеку, лишенному искушений.

Возможно, тот, кто считает обнаженную женщину злом — просто никогда не видел обнаженных женщин…

— …Но ведь голая женщина — это грех, — сказал мне кто-то когда-то, но я подумал: «Пусть женщина будет одета на улице по погоде, в храме — по канону.