Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)
– Ты, Галкина, серьезный противник, – прошептал я, и Галя вздохнула почти безразлично: – Скажи мне кто твой враг, и я скажу, кто ты…
Наш спор переставал быть спором, а превращался в какую-то вольную борьбу за то, кто прав:
– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – не к месту поправил я, но она и здесь переиграла меня:
– Интересно, к Иуде Искариоту это тоже относится?..Наш спор переставал быть спором, а превращался в какую-то вольную борьбу за то, кто прав:
– Почему мы все время ссоримся?
– Потому, что у нас нет общих врагов…– Мы выдумываем своих врагов. – Своих друзей мы тоже выдумываем…
Вопросы появлялись разные, как карты, но было очевидно, что они все из одной колоды. Хотя мы как будто бы и не играли, а все время только расставляли фигуры или тасовали фишки.
За всеми этими вопросами я даже как-то забыл, что хотел спорить с Галкиной.
Она вдруг посмотрела на меня серьезно:
– Скажи, Петр, когда ты споришь со мной, ты часто думаешь, что все бабы – дуры?
– Иногда, – честно признался я. И если бы я этого не сделал, получилось бы не только не честно, но и глупо.
– Петя, бабы – дуры, не потому, что они дуры, а потому, что большинству мужчин хочется так думать.
– Большинству умных мужчин?
– Где ты видел, чтобы умные были в большинстве?..– Зачем же были газетные статьи? Ведь на них я точно не мог ответить тем же. Если художник станет заниматься опровержениями, ему не останется времени не только на работу, но даже на отдых.
– Отвечал другой человек. Профессор П. Алкинас.
– Ты бы меня с ним познакомила. Поблагодарить надо.
– Познакомишься. Кстати, как меня называют в союзе?
– Не знаю, – соврал я, хотя мне отлично было известно, что Галкину обзывают Палкиной.
И даже сам делал это не раз.
– Меня называют Палкиной.
– Ну, это – дураки, – вяло пролицемерил я.
– А ты, умный, прочти инициал и фамилию профессора, выступавшего против критика Галкиной, по буквам.
Я сделал это.
И мне стало стыдно.
Потому, что я понял все:
– П-А-Л-К-И-Н-А-с.Я понял все. Если все можно понять…
В этой жизни мне не раз приходилось оставаться в дураках; и каждый раз я воспринимал это, пусть без радости, но довольно спокойно.
Сидя за столом перед Галкиной, я впервые осознал, что я идиот.
Ну, что же, всю жизнь некоторые делают одни и те же ошибки, а потом думают, что они набираются опыта…– Зачем ты жертвовала собой для меня? Ведь ты же, подставляя себя, просто водила меня по словам, давая мне возможность показывать другим то, какой я умный, принципиальный, свободомыслящий, и какая ты глупая.
– Иначе, Петя, ты остался бы умным, принципиальным, свободомыслящим… у себя на кухне.
Нет мудрецов без зрителей.
Без зрителей мудрецы опасны, потому, что превращаются в клоунов…Я смотрел на нее и начинал понимать, что людей нужно судить не по поступкам, а по намерениям – это куда человечней.
Правда, существуют исключения – идеалисты. К чему оценивать идеал, если есть человеческие поступки.
Возможно, вообще – идеалы это просто способ портить жизнь людям…– Ты, что же, считаешь меня гением, ради которого стоит жертвовать собой? – Гениев, Петя, у нас полно. У нас нормальных людей мало…
– Что это такое – нормальные люди? – Нормальные те, кто вносит в нашу жизнь гармонию…
– Мне казалось, что ты злая. – Быть добрым легче, чем быть злым. Просто, добрые дела делать труднее…
– Почему ты не рассказала мне об этом раньше? – спросил я, не поднимая на Галю глаз. – Если женщина демонстрирует свой ум мужчине – это не умная женщина.
– Зачем ты это сделала? Ты считаешь меня великим художником?
– Затем, Петя, что ты хороший художник, но хороших художников много…
– Трудно создать что-нибудь великое после пятидесяти.
– Одно утешение: до пятидесяти создать что-нибудь великое еще труднее…– Такая уж у нас нетипичная профессия.
– Петя, художник – это не профессия.
– А, что?
– Диагноз…– Значит, надо быть лучшим?
– Не надо пробовать делать что-то лучше всех.
Надо стараться делать лучше, чем можешь сам…На несколько секунд мы замолчали, а потом я просто слушал ее слова:
– Но для того, чтобы привлечь к себе внимание, нужен небольшой бум. Скандальчик, полосы на полторы, – совсем не оправдываясь, а скорее констатируя факт, проговорила Галкина, – Мы специфическая страна – то, что заставляет весь мир враждовать, скандалы – объединяет нас. А то, что объединяет весь мир – сплетни – нас разъединяет.
Кстати, сплетен о тебе я не распускала.
И не моя вина, что у нас – скандал – это путь к успеху.
Так, что спасайтесь, люди, от себя самих…Впрочем, иногда, надо спасать мир. Тогда людей надо судить…
– Все, что ты сейчас рассказала – правда? – спросил я, ощущая и стыд, и боль. Хотя мне уже было ясно, что это правда. И не то, чтобы я невзлюбил себя, просто моя любовь к себе оказалась какой-то неразделенной.
Я требовал откровенности, понимая, что откровенность – это форма навязчивости.
– Да, – тихо ответила она, и я понял, что для того, чтобы все время говорить правду, нужно, кроме всего прочего, быть еще и очень жестоким человеком.
Этим «Да», – она отомстила мне за все мои спорщицкие победы над ней.Но за эту жестокость, я почему-то был не зол, а благодарен ей.
– После твоего рассказа, я чувствую себя идиотом, – сказал я, хотя Галя и не настаивала на этом признании.
– Это не самая бесперспективная позиция для нормального человека в наше ненормальное время.
Только дуракам ума всегда хватает.
Умным не хватает ума часто.– Почему!? – вновь хотел задать я этот неадекватный, непонятный вопрос, но она остановила все вопросы самым проверенным и самым экспериментальным женским способом – в ее красивых глазах появились слезы.
И то сказать, если женщина плачет перед мужчиной, значит или то, что она уже права, или правота вообще не имеет значения…
Говорят, что есть один единственный способ правильно вести себя с плачущей женщиной. Жаль только, что я его не знаю…
Я попытался остановить эти слезы, взяв ее за запястье. Притянул ее руку к себе. И почувствовал, как трудно заниматься душой женщины, не обращая внимания на ее тело.
…Она сопротивлялась довольно долго. Секунды две с половиной…
Это была борьба между мужчиной и женщиной, в результате которой женщина всегда проигрывает. Может быть, именно в этом и заключается ее победа над мужчиной…
…Потом, минут через двадцать, я спросил:
– Мы уже в раю?
– Нет, потому, что рай, это место из которого нет выхода…Так я впервые узнал о том, какое это опасное занятие – останавливать слезы женщины. И о том, какова настоящая цена моему разуму …
Бешеный Волк
– Отступаем – значит, не смогли.
Раз сумели – значит наступаем…
Кто здесь не был, скажет:
«Край земли…»
Но словами: «На переднем крае…»
Пусть начнется повесть о начале
Без конца.
О праздниках, о буднях,
О надежде, радости, печали.
В общем
Повесть об обычных людях.
И в начале этого рассказа,
Что навеян мартовскою вьюгой,
Номерная безымянная подбаза
На краю земли.
За Верхним Кругом.
Темень. Полночь.
Лишь фонарь дежурный.
Ветер дует холодом звеня.
Лампа под разбитым абажуром,
Да в углу винтовка без ремня.
Тундра, что под снегом —
вся дорога.
Лед закраин сиплый ветер лижет.
До асфальта – сколько и до бога.
Впрочем,
Иногда до бога ближе.
Тундра широка. Да только ведь,
Жизнь.
Не угадаешь – как ей течь.
Где хозяин, говорят, медведь.
Да свинец,
обкатанный в картечь…
…В дали от театров и площадей
Безжалостно, зло,
А подчас и невольно
Губит север слабых людей.
Деньгами, водкой…
Часто?
Довольно…
И среди северных долгих ночей
И среди дней, друг на друга похожих,
Губит север слабых людей…
А сильных губит?
Бывает тоже…
– … Я это видел в метельном марте.
– Так может совсем
не сложна эта жизнь,
Там, за чертой, что пунктиром по карте?
Ты обещал рассказать —
расскажи…
– …Когда пурга.
Когда минус тридцать,
Плохо верится в чудеса.
Ветер огнем обжигает лица.
Плохо…
Плохо…
Я видел сам.
– В минус тридцать
В ночь, в пургу идти…
Трудно это?
– Не легко, но можно,
Если знаешь, что в конце пути
В печь уже дрова сухие сложены.
Если точно,
а совсем не вдруг
Сбросишь свой нелегкий груз дорожный.
Если ждет в конце пускай не друг,
Пусть товарищ.
Только чтоб надежный.
Когда метель, буран,
Когда не спится.
И мысль приходит бросить и вернуться.
У мастера хорошего побриться,
И хоть ладонью женщины коснуться.
Щекой к щеке ее прижаться,
И губ коснуться осторожно.
Любовью можно наслаждаться,
Но насладиться невозможно…
…Поздно ночью,
Посреди недели,
Ночью даже ветер не разбудит.
Люди появились из метели.
