Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Все фотографии хорошо сфокусированные, интимные и безжалостные. Смерть без достоинства, покойники лишены права на приватность. Как это не похоже на обычаи у нас в Америке, подумала Джессалин, где смерть представляется пугающей и постыдной, поэтому люди стараются умереть в уединении, а потом их тела хоронят или сжигают, а прах опять же зарывают в землю. До последних дней – и даже потом – мы должны сохранять веру: каждый что-то да значит.
Ей хотелось протестовать. Уайти, я не могу согласиться с тем, что ты стал одним из многих. Только не это!
Джессалин верит, что смерть ее мужа была единственной в своем роде. И она не откажется от своего убеждения. Как и от веры в то, что он (каким-то образом) не ушел, а где-то рядом и ему передается любая ее мысль, любая мимолетная эмоция.
Уайти, помоги мне! Пусть это глупо, пусть я глупая, но ты ведь рядом со мной, я знаю, что ты рядом со мной и что ты меня никогда не оставишь…
В конце экспозиции висели не такие большие и броские фотографии, в приглушенных тонах, сделанные уже в Соединенных Штатах.
Внимание Джессалин особо привлекла одна из них, разрывавшая сердце, пронимавшая до слез, – «Без имени: Вдова». Женщина в черном пальто склонилась над могилой со скромной надписью, не сравнить с большими памятниками на соседних могилах. Вся погруженная в свою скорбь, женщина стояла спиной к камере, не замечая постороннего. Фотография, сделанная в дождливых сумерках, сновидческой атмосферой чем-то ей напомнила работы Джулии Кэмерон, фотографа девятнадцатого века.
Вдова застыла в неуклюжей позе просительницы, словно обращаясь с мольбой к захороненному человеку. Стоит в профиль, лица не разобрать. Реалистичность и атмосферу меланхолии придает фотографии то, что пальто сзади заляпано грязью, как и ноги женщины (если присмотреться). Джессалин подумала: Ох! А ведь она об этом даже не догадывается.
Другие фотографии Мартинеса тоже солидные, но не без «изъяна»: мужчина с животиком, в выцветшем белом медицинском халате, курит сигару на крылечке, расставив ноги, а за ним дверь с надписью «EL DEPOSITO DE CADAVERS»[22]; сильно накрашенная тучная женщина, сидя в церкви, сморкается в носовой платок; мальчики-близнецы в одинаковых костюмах, оба косоглазые, стоят перед гробом; девочки-школьницы с обнаженной грудью и голыми ногами в пляжных тапках, флиртуя и хихикая, позируют фотографу на кладбище. Джессалин снова перевела взгляд на «Безымянную вдову». И в ужасе отшатнулась:
– Это же я!
Да. Безымянная вдова была не кто иной, как Джессалин Маккларен.
Она долго разглядывала эту фотографию, но главного не видела. А сейчас от лица отхлынула кровь, голова закружилась.
Как это возможно? Она в своем черном зимнем пальто у могилы Уайти…
К ней подошла волонтерша и с улыбкой спросила, не может ли она ей чем-то помочь.
Нет, пробормотала Джессалин, пока не надо.
Ей хотелось спрятать лицо, убежать…
Видимо, это тот самый мужчина, на кладбище, который несколько месяцев назад помог ей подняться после падения и вытереть грязь с пальто и ног. Он помог ей найти могилу Уайти. А потом исподтишка ее сфотографировал. Пожилой незнакомец в ковбойской шляпе. С усами, мягким голосом. Рядом с взволнованной Джессалин он казался спокойным и мудрым.
У него была камера? Наверное, где-то спрятанная.
– Миссис Маккларен? Хелло! А я вас узнала. Как вы? – спросила ее улыбающаяся волонтерша.
Джессалин отвела глаза, пробормотала какие-то вежливые слова и отошла.
К лицу прилила кровь: что, если те, кто видел эту фотографию, ее узнали?
Настоящий шок! Она почувствовала себя преданной, выставленной напоказ. И кем! Человеком, проявившим к ней доброту и участие.
Бежать отсюда! С этой минуты ярмарка для нее закончилась.
Жалкая, несчастная Джессалин в испачканном пальто выдана с головой в образе вдовы без имени.
По пути домой она вспомнила про загадочную каллу, присланную ей неизвестным… кажется, в записке было имя – Хьюго. Это случилось несколько месяцев назад… вполне вероятно, после той встречи на кладбище. Теперь ясно: цветок прислал фотограф, который ее использовал. Хьюго Мартинес.
Он понял, кто она такая, по надписи на могиле: «ДЖОН ЭРЛ МАККЛАРЕН».
Поискал ее адрес в телефонном справочнике и послал каллу. Своего рода компенсация. Признание вины.
Ее это ранило и возмутило. Ничего подобного с ней раньше не случалось. Может, Хьюго еще ее и поблагодарил? В выдвижном ящике на кухне она нашла эту записку.
С признательностью,
Ваш друг Хьюго Мартинес
Ваш друг. Да как он посмел!
Вирджил осторожно прокомментировал ситуацию так:
– Фотография – это произведение искусства. Ты тут ни при чем. – А потом добавил: – Даже если ты при чем, это просто фотография… схожесть образов. Это не значит, что фотограф украл твою душу.
Вирджил говорил с ней успокаивающим, вкрадчивым голосом. Хотя мать заметила, что он вздрогнул, когда она подвела его за рукав к фотографии на стене. «Без имени: Вдова».
Преследуемая навязчивым образом, не в силах справиться с волнением, Джессалин разыскала сына в его хижине на Медвежьей горе и настояла на том, чтобы он сейчас же, не откладывая, поехал с ней на ярмарку.
Так расстроиться… на нее это совсем не похоже, подумал Вирджил. Обычно такая уравновешенная, его мать закусывала нижнюю губу, чтобы сдержать слезы, но они все равно текли из глаз… похоже на слезы унижения.
К вечеру ярмарку заполнили посетители. Приличная толпа перемещалась под тентом и зависала перед яркими фотографиями. Вирджил заметил, как мать вся сжалась от страха, что сейчас ее узнают в этой «Вдове».
– Этот ужасный человек Хьюго Рамирес…
– Мартинес.
– …наверно, прятался на кладбище, чтобы тайком снимать «скорбящих». И заметил меня у могилы Уайти. Кажется, это было в ноябре. Для меня это было непростое время, и я, вероятно, показалась ему… неуравновешенной. – Ей было что еще сказать, но она сочла, что и этого достаточно. Вирджил с тревогой смотрел на мать, давно он не видел ее такой взволнованной.
Интересно, сколько Мартинес просит за свою «Вдову»? Принт без рамки, 60×45, сто пятьдесят долларов. Что ж, вполне разумная цена, посчитал Вирджил.
Даже если мать купит этот чертов принт, чтобы потом его спрятать или просто уничтожить, будут же другие распечатки. Оригинал остается у фотографа, а покупателю достается только принт.
– Неужели я так выгляжу со стороны? Сгорбленная, чахлая? Выпачканная грязью?
Похоже, уязвлено ее тщеславие. Ее гордость.
Твоя скорбь трагична для тебя, но не для других.
Вирджил с восхищением разглядывал другие фотографии Мартинеса. Его любимая серия – тибетские «небесные похороны»: обернутые в тонкую материю трупы, возлежащие на пьедестале – алтаре? – в ожидании, когда их сожрут стервятники. Глаз не оторвать! Никакая из его собственных работ не может с этим сравниться.
– Мама, фотография – это произведение искусства, а не
