Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев
– Дед Пихто! – грубо ответил Боровиков и повесил трубку.
Было неприятно. Откуда Боровиков узнал, что она была в суде? Через двадцать минут последовал новый звонок, Наталья Юрьевна подняла телефон – из трубки последовал лошадиный, с надрывом и бульканьем хохот. Боровиков отсмеялся и повесил трубку.
Прошло еще двадцать минут. И вновь – звонок. Все с тем же оскорбительным хохотом. Отхохотавшись, невидимый собеседник швырнул трубку на рычаг. Наталья Юрьевна ощутила, как по коже у нее побежали мурашики, внутри сделалось холодно, а глаза влажно заблестели, к ним подступили слезы, – она не думала, что подобные звонки могут так опустошающее действовать – внутри от них ничего, кроме пустоты да ощущения опасности, не остается. Она неверяще качнула головой, подумала, что следующий телефонный раунд постарается выиграть: выматерит по-мужицки Боровикова, возьмет инициативу в руки и отошьет его…
Не смогла этого сделать Наталья Юрьевна, характер у нее был все-таки не тот: Боровиков переиграл, перекричал, перехрипел, одолел ее. Внутри у Натальи Юрьевны все сжалось, сделалось каким-то гадливым, чужим от страха, от омерзения, от чувства ущемленности, она была недовольна собою, тем, что не смогла одолеть этого хряка… И самое главное – она не знала, как быть.
Позвонила своему бывшему мужу – человеку рассудительному, спокойному, по своему характеру склонному к анализу, рассказала ему о Боровикове, о собаке по кличке Генерал, об унижении, которое она испытывает от его телефонных звонков.
– Самое лучшее – не обращать на него внимания, – сказал ее мудрый муж, и Наталье Юрьевне от этих слов неожиданно сделалось одиноко, тоскливо, будто она, одна-одинешенька, очутилась в дремучем черном лесу. – А то, что он ведет себя так нагло, вполне объяснимо, – муж похмыкал в кулак, – у него и суд схвачен, и милиция, и налоговая полиция, и все остальное… А? Иначе с чего бы ему так не по-человечески себя вести? Ты в травмопункте была?
– Нет. А что, надо сходить?
– Надо бы, – рассудительно произнес муж. – На всякий случай. Это раз. И два – у тебя же синяки остались?
– Остались.
– Вот-вот, – произнес муж спокойным недрогнувшим голосом, – синяки надо запротоколировать. – Он так и сказал: «Запротоколировать», Наталья Юрьевна не сдержалась, поморщилась, ей показалось, что муж насмехается, и внутри у нее что-то противно, тонкоголосо заныло, но в следующее мгновение она поняла, что муж серьезен. – Это раз, – сказал он, – и два – ты заявление в суд подала?
– Подала.
– Вот это ты правильно сделала. Умница, – тон мужа был таким, каким взрослые разговаривают с детьми. – Бумага из травмпункта будет тебе хорошим подспорьем.
Наталья Юрьевна послушалась совета и поехала в травмпункт. Врач, красноносый, подозрительно кашляющий, с подслеповатыми глазами, украшенными очками с толстыми тяжелыми стеклами, осмотрел Наталью Юрьевну, помазал синяки ватным тампоном, смоченным йодом, спрашивать ничего не стал и выписал соответствующую справку.
– Бог вам в помощь, голубушка, – прокашлял он сиплым голосом и вручил Наталье Юрьевне бумагу, украшенную огромной, в полстраницы подписью.
Воздух в травмопункте был спертый, кисловатый, словно бы где-то рядом с кабинетом, в подсобном помещении, прокисло ведро с лекарствами, и Грамолина поспешила покинуть это не слишком радостное место.
Когда она поднималась к себе в квартиру, вверху, на одном из лестничных пролетов раздался слоновий топот, Наталья Юрьевна даже сжалась от внезапного внутреннего озноба – поняла, что это громыхает своими ботинками Боровиков, и поспешила поскорее открыть свою дверь – побоялась встретиться с соседом. В мозгу возникла и потухла мольба: «Успеть бы!» Успела. Она в изнеможении прижалась спиной к стенке прихожей, прижала обе руки к горлу – не хватало воздуха. Боровиков вместе с псом прогромыхал ногами по ту сторону двери, Наталья Юрьевна дернулась, реагируя на этот звук, сделалась ниже ростом, уменьшилась в объеме и затихла, превращаясь в этакую мышку-норушку, тень самой себя.
Противно было, обидно, но она ничего не могла поделать с собой. Поймала себя на том, что у нее мелко трясутся пальцы, закрыла глаза, впадая в странное забытье. Она и ненавидела и одновременно боялась Боровикова и его пса.
Если один раз удалось избежать встречи с Боровиковым и во второй раз удалось, то в третий она столкнулась с ним прямо посреди лестничного пролета, остановилась, прилипла к стене. В голове затенькала, будто попавшая в силки небольшая птичка, мысль: «А вдруг Боровиков сейчас скомандует своему псу «Фас»?» На лестничных пролетах их подъезда никого нет, ни вверху, ни внизу, – прийти на помощь будет некому. Тяжелое лицо Боровикова было озабочено, Наталья Юрьевна невольно подумала, а не связано ли это с предстоящим судебным процессом? Боровиков покосился на нее диковато, похоже, не узнал, и протопал вслед за Генералом вниз.
Зато при следующей встрече он узнал Наталью Юрьевну. Не встречаться ведь нельзя – люди живут в общем пространстве, на узкой территории, обежать которую и двух минут хватит, и как бы Наталья Николаевна ни желала не встречаться с Боровиковым, избежать этой встречи было невозможно. Увидев ее на улице, Боровиков знакомо захохотал. Оскорбительно, гулко, захлебываясь слюной, как-то по-собачьи – в эту минуту он очень был похож на своего Генерала, даже полные тяжелые щеки у него обратились в брылья.
Внутри у Натальи Юрьевны все сжалось, она похолодела.
– Ну что, дурная баба? – отхохотавшись, вскричал Боровиков. – Надеешься выиграть суд? Во! – Он выкинул перед собой фигу, повертел ее, будто дрель, в одном направлении, делая дырку в воздухе. – Вот что ты выиграешь!
У Натальи Юрьевны мелькнула мысль, что Боровиков накинется на нее сейчас, как в прошлый раз, либо скомандует собаке, чтобы та сбила ее с ног, но Боровиков ограничился малым, снова покрутил кукишем в воздухе и, увидев, что Генерал заинтересовался каким-то странным свертком, оброненным бомжом, кинулся к псу:
– Генерал, ты с ума сошел, фу! Это нельзя трогать! – Боровиков замахал обеими руками сразу, стараясь привлечь к себе внимание собаки. – Фу! Это опасно для жизни! – Дернулся, подпрыгнул, выкрикнул что было силы, словно бы выбивал из себя тугую пробку: – Фу!
Пес услышал хозяина, помотал головой упрямо, будто говорил человеку: «Нет», вновь ткнулся черным влажным носом в бомжиный сверток, очень заманчиво пахнувший, и Боровиков прокричал еще громче:
– Фу, Генерал!
Боровиков был упрям, напорист, безудержен в любом своем стремлении, старался сбить с ног всякого, кто оказывался на его пути, но и пес имел точно такой же характер, не уступал хозяину, а кое в чем даже переплевывал его, по гладкой лоснящейся шерсти пса пробежала дрожь, он еще раз протестующе мотнул головой и с силой ударил лапой по свертку.
