Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев
Сад был тихий, грустный. На черных, испятнанных зеленоватыми нашлепками древесной спорыньи либо лишаев ветках висели крупные чистые ледяные капли. На сером, распластавшемся под столами снежном одеяле лежали мерзлые яблоки – антоновка, штрифель, крупная, с пинг-понговый шарик, китайка, какие-то краснобокие плоды неведомого сорта. Три хилых кривоствольных саженца Буренков купил на станции у какого-то дедка, похожего на английского лорда. Дедок продиктовал название сорта, Буренков записал, но потом бумажку потерял, и яблоки так и остались безымянными. Плоды, лежавшие на снегу, были нарядными, яркими, ласково поблескивали, словно елочные игрушки.
Буренков любил мороженые яблоки. Иногда они бывают вкуснее свежих. Поднял со снега одно – твердое, будто вырезанное из дерева, затем сорвал другое, тяжело повисшее на кривой просевшей ветке – яблоко было менее твердым, бока его были даже влажными. Значит, скоро наступит оттепель. Буренков надкусил яблоко. Оно было сладким.
Недалеко раздалось тихое печальное теньканье, Буренков поискал глазами и увидел снегирей, густо обсыпавших маленькую молодую яблоню, растущую в конце участка. Яблоня порозовела от красногрудых птичьих тел.
Раньше снегири в этот сад не залетали. Сейчас колхозов не стало, о земле перестали заботиться, вот снегириные стаи и оседали в садах.
Несколько снегирей пытались расклевать коричневые сладкие плоды, примерзшие к веткам молоденькой яблони, но плоть их была не по силам бедным птицам. Глядя на снегирей, Буренков вновь подумал о Мальгине: насколько все-таки человек грязнее и подлее всего остального мира, и насколько чище и нужнее для природы всякие мелкие птахи, зверюшки, и прочие существа – вроде бы неразумные, а на самом деле куда более разумные, чем человек.
Человек – это сущее наказание для матушки-земли. И кто только назвал его «венцом природы»? Назвал, наверное, ради насмешки, издевки. Ведь человек делает все, чтобы изжить природу, растоптать, уничтожить, унизить, и при этом гордится тем, что приносит ей столько вреда… А Котька Мальгин… Котька достойно отблагодарил его за то, что Буренков когда-то сделал для него…
Что ж, это станет хорошим уроком на будущее.
Хотя где оно, будущее? Нет его. Скоро наступит такая жизнь, что у человека ничего, кроме прошлого, и не останется.
Хорошо, что он отказался от заявления. Пусть Котьку накажут другие. Он вздохнул. Надо было снова выбираться на улицу, к телефону – позвонить брату. Иначе кто ему починит замки…
Котьку Мальгина действительно наказали другие. Поскольку он со своей малолетней командой ограбил не только дачу Буренкова, а и еще полтора десятка других, дело это незамеченным не осталось.
Через несколько дней к Котькиному дому подъехали две машины: новенький «опель» и «жигули» девятой модели. В каждой машине находилось по два человека. Водители остались сидеть на своих местах, а пассажиры – молодые, краснощекие, кровь с молоком, коротко, почти наголо остриженные ребята – молча вылезли из машин, переглянулись и пошли к Котькиному дому.
Котька в это время сидел за столом и ел растворимый суп – модную новинку, ставшую популярной на подмосковных рынках. Ребятня стащила на местном рынке целых два ящика этих супов, и Котька теперь отводил душу – каждый день начинал с того, что наливал в пенопластовый стакан кипятка, размешивал ложкой, аккуратно накрывал стакан вощеной бумагой, потом сверху нахлобучивал блюдце. После этого надо было подождать минут пять, чтобы в стакане настоялся бульон, кусочки мяса, вымороженные до размеров мелкого гороха, разбухли, со дна поднялись тощенькие, схожие с проволокой скрутки лапши. Эти минуты были самыми мучительными для Котьки. Он даже приплясывал от нетерпения, так хотелось забраться ложкой в широкий пенопластовый стакан, подчерпнуть лапши, выловить кусок мяса или скрюченный креветочный хвостик…
Он получал наслаждение от супа, придуманного явно очень умной головой. Увидев машины, остановившиеся около изгороди его дома, Котька обеспокоенно приподнялся на стуле, пытаясь угадать: к кому же прибыли важные гости?
По его прикидкам получалось – ни к кому, достойные люди рядом с ним не жили, и Котька, озадаченно подув на ложку с горячим бульоном, нахмурился: м-да, удивительные вещи творятся на белом свете! Удивление его возросло в несколько раз, когда он увидел, что двое крепких, с узко посаженными стальными глазами и пунцовыми щеками парней направились к его дому. «Может, у них заказ ко мне какой-нибудь? – попробовал угадать причину их визита Котька. – А что? Запросто. Мало ли что им может понадобиться на здешних дачах? А мои орлы-ниндзя способны стибрить что угодно. Даже яйца у главы администрации могут отрезать под стулом и принести на блюдечке. Тем более что планы у меня большие – пора почистить уже не только наш поселок, но и два соседних…»
Котькино лицо высветилось изнутри, орехово-темные щеки окрасились румянцем, в облике проглянуло что-то древнее, цыганское, он азартно ударил кулаком о кулак – в конце концов, и он выберется на большую дорогу, и если не станет «авторитетом», то «паханом» – уж точно. Он облизнул ложку, положил ее на стол, почмокал со вкусом, сожалея о том, что суп не удалось доесть, и пошел встречать гостей.
Столкнулся с ними в дверях. Парни оценивающе осмотрели его с головы до ног, будто вещь, болтающуюся на вешалке, переглянулись.
– Афганец – это ты? – спросил один из них.
– Я, – сказал Котька и вытер руку о штаны – приготовил ее для рукопожатия, сердце Котьки радостно забилось, и Котька ощутил себя птицей, будто пионер, отмеченный похвалой пионервожатой: – Я!
– Ну что, здесь разберемся или в кусты отойдем? – спросил парень – тот, который задал вопрос насчет Афганца. Скучно, словно бы ни к кому не обращаясь, смешно шевельнул ушами, он умел это делать очень лихо: вначале шевельнул одним ухом, потом другим.
Котька, не чуя ничего опасного, обнажил зубы в радостном детском смехе, снова вытер потную ладонь о солдатские брюки, приподнялся на цыпочках, чтобы заглянуть за спины парней, но свет перед ним вдруг поплыл водянисто, окрасился красным. Котька не сразу понял, в чем дело. Спутник парня, задававшего вопросы, даже ответить не удосужился, он только брезгливо шевельнул ртом и, неспешно вытащив из куртки нож, нажал на беззвучно приводящую в действие хорошо смазанный механизм кнопку. Из рукоятки вымахнуло длинное острое лезвие – это лезвие через мгновение и оказалось у Котьки между ребрами.
Котька кошкой изогнулся от боли – нет, это была пока не боль, было что-то иное, перехватившее ему дыхание, – ну, будто бы горло проволокой стянули, – Котька замахал перед лицом руками, стараясь стереть красную
