Том 2. Проза - Анри Гиршевич Волохонский
Из рассуждения по аналогии шаман без бубна тоже выходил самый лучший. Поэтому Онг Удержи Ветер камлал без бубна, и не без успеха, который сопутствовал ему до самого Левого Страуса.
Как это часто бывает, Онговы достижения имели с постигшей его неудачей один и тот же корень. Из сбивчивого и отрывочного рассказа Мизинца Г читатель, возможно, не составил ясного представления, что за птица был этот Левый Страус. Он ведь тоже смотрел на мир чужими глазами, но с позиции, вывернутой наизнанку, в сравнении с той точкой, на которую опирался Доржиев в своем взгляде на бубны, мысли, слова и на прочие вещи. У Левого Страуса был свой собственный чистый образец. Он полагал, что мысль — это такая же вещь, а потому «шаман без бубна» — будучи частным случаем «мысли без вещи» — для него вообще не существовал, был невозможен и полностью исключен. В мире Левого Страуса привилегию «быть» имели одни бубны, а шаманов к ним он считал просто суеверными придатками. Каждая созданная человеком вещь была для него судном без команды, этаким носящимся по воле господствующих ветров призрачным Летучим Голландцем. Своим освобожденным от суеверий слухом он проникал сквозь всю нашу цивилизацию, словно в гигантский «бубен без шамана», он внимал культуре как огромному симфоническому оркестру из бубнов, смотрел на нее как на исполинскую коллекцию инструментов, коих мундштуки, однако, торчат не из губ рта, но из обезличенных задниц. И не просто так, не зря именно по этой причине присвоил он ощипанной Индейской Вороне-Виденнеге пышный титул Контрапункта, того Пункта, в котором воедино сливаются все партии Розы господствующих в мире Ветров. Он охотно принял в себя в качестве братьев по разуму Жертву Поимки, а следом — троицу московских философов, покрытых скотской, словно от руки Каракаллы, раскраской. Он, можно сказать, распахнул в сладострастном порыве объятья перед Кчсвами. Но Онга пустить он не мог. Это привело бы к двустороннему поглощению, к взаимному уничтожению, к так называемой аннигиляции: не стало бы ни бубна без шамана, ни шамана без бубна, ни бубна, ни шамана — словом, опять-таки, шаман с бубном. Себя ведь Левый Страус тоже числил между бубновой мастью, в то время как наш шаман явно ходил по червям. При полной полярности, Левый Страус и Онг Удержи Ветер были, в сущности, лицами тождественного лада.
И вот, как мы уже слышали, кольцо сомкнулось у Онга под самым носом, и Левый Страус так и остался для него загадочной и, возможно, пустой костью, которая — выражаясь платонически — обмозговывает собачью грыжу, то есть эффектным, но малопоучительным фруктом с древа формальной комбинаторики.
Господин Ту размышляет о наружности привлекательного пола
В каждом существе есть нечто выдающееся, а выдающееся у женщины — это ее язык. Те, у которых он покороче, но также и толще, как правило, этот язык, он намного способней. А длинные языки, они же и узкие.
Самый длинный язык находится в земле западных варваров. Там все тела волосатые, особенно у голых. Это не сообщает им выдающейся привлекательности. Тем не менее и они несут потомство. Их влечение не зависит от привлекательности, иначе как можно такое понять?
Глаза вытаращены, язык вьется на расстоянии отставленной руки, щеки как сырые грибы в масле, груди словно две ободранных нерпы: жирные, сверкают салом. А в животе притаился свернувшийся вниз головой барабанщик.
Говорили, будто они несут от медведей или прямо от ветров, но это маловероятно. Ветры существуют лишь благодаря избытку движения земли против воздуха — что им до этих баб? А медведи их разве только облизывают. Мало им своих мохнатых? А тут у иных густые волосы откидываются с макушки вперед так, что закрывают глаза, шею, плечи и рот. Затем они бреют затылок и рисуют новое лицо: губы, нос — как в природе. И вот они ходят вывернутыми пятками, идут на свидание, навстречу с выдающимися из мужей. И те не отказываются от наслаждений с такими уродами! Они им дарят на время свое выдающееся, а эти опять рожают. Как мало здесь нужно ума! И как легко привлечь дарование!
На вершине Сырой Горы растет гриб по прозванию Вялый. Он всегда свежий и умеет перемещаться. Свою грибуху он ищет среди поганок, таких же уродливых, как и он сам. И можете себе представить, ни Вялый, ни эта последняя не испытывают друг к другу ни малейшего отвращения! Кто другой давно бы захотел новшества в породе супружества, но Вялый волнуется всегда по сходному поводу. А у самых мелких грибов — четыре вида мужчин и женщин. Вследствие их любви в мире существует пиво. Это хорошая вещь, хотя и происходит от отвратительной. Кто пьет много пива, сам станет как тот Вялый.
У толстой женщины внутри всегда должно быть пусто, иначе она задохнется. Одну такую съели неумные существа из Долины Объедков и все передохли. Долина стоит необитаемая.
Пол имеют также камни. У них три пола, причем два как у слизней.
Все синие камни — особого пола.
Одни камни зачинают от огня, другие — нет.
Есть еще камни, порождаемые водой. У них бывает свой вкус: у того соленый, у другого горький. Огонь — не камень, поэтому нельзя выразить, горький он или соленый. Он таков, каков он есть, и камни рожают от огня не по влечению, а в силу случайности или удачи. В огне камень может стать текучим.
Грибы не горят.
Однако и грибам случается испытывать влечение к иному полу, но, подобно как и у слизней, любой пол для них противный. Грибы едят только слизни и люди, а больше никто. Да еще свиньи. Сами грибы едят трупы.
Между влечением к пище и иными влечениями нет особой разницы, хотя в первом случае приходится звать водяного дракона. Он и подводит нас к вещи, которую надлежит затем принять в себя. Но прежде ее нужно прокипятить, а здесь не обойтись без пламени. На солнце вода не кипит: дракону огня нужна отдельная пища. Все подарки женщинам: камни, цветы и домики съеденных слизней — имеют огненное основание. Они суть пища дракона огня в этом деле. Нужно, чтобы женщина разварилась, распарилась. Ее надо подогревать, а на простом свету она не закипит ни при каких обстоятельствах.
Стыдная часть у женщин
