Три пары - Лорен Маккензи
– Ты идиот, – сказала она ему.
Как только Конору стало больше не нужно указывать Беатрис путь до шоссе, он заснул, прислонившись головой к окну: его освещали встречные фары, а правая рука легко лежала на бедре Беатрис. Они находились на длинном прямом участке проселочной дороги, исчерченной светоотражающей разметкой: слева каменная стена, справа лес. Кое-где еще висели клочки тумана. Беатрис увидела приближающийся грузовик с горящими фарами, и слегка подала влево.
Затем, словно в мираже, две фары разделились на четыре, когда какая-то машина попыталась обогнать грузовик. Беатрис убрала ногу с акселератора, но было слишком поздно. Она ничего не могла сделать, ничего не могла изменить. Времени для ужаса не осталось, времени не осталось вообще: только этот момент, когда Конор рядом с ней спал глубоким сном, а Фиа проводил где-то время с друзьями по колледжу, а внутри нее была любовь. Мир стал белым, и ничего не осталось.
В последующие несколько недель единственное, что Конор помнил об аварии, – это тепло ее бедра под его рукой.
Глава 46
Бар и лаунж Макдэйд
Это было за пару недель до Рождества, в час, когда магазины закрывались, но еще до прихода ночных гуляк. Лил дождь, оставляя тротуар блестящим и скользким. Огни витрин магазинов расчерчивали Графтон-стрит, словно лазеры. Зима была темной и влажной, как бесконечные сумерки, и шумная суета Рождества стала приятным развлечением.
Ева злилась на себя за то, что купила слишком много, больше, чем могла унести с комфортом. Она приехала из деревни, чтобы увидеться с девочками. Элла училась на последнем курсе экономического в Тринити колледже, а Кейт – в Национальном колледже дизайна и искусств, получая степень магистра в области дизайна одежды. В Литриме Ева работала неполный рабочий день учительницей на замену в трех местных начальных школах. У нее были куры, собака и мольберт. Она рисовала все, что видела перед собой: вид из окна, камыши вокруг озера Лох-Аллен, деревянный стул. У нее не было амбиций, она не считала себя художницей, ее не волновало, что будет с ее произведением. Удовольствие заключалось в самом действии: ее единственной целью было доставить удовольствие самой себе.
В своем коттедже у озера Ева была счастливее, чем когда-либо. В последние годы замужества ее несчастье стало настолько привычным, что она не могла понять, что это такое. Она называла его усталостью, скукой, беспокойством, как будто все, что ей нужно было для счастья, – это хороший ночной сон, отпуск или поменьше стресса.
Она пришла достаточно рано, чтобы занять угловой столик в «Макдэйде», воспользовавшись сумками с покупками, чтобы отметить занятое место. Подошел бармен, и она попросила горячий виски. Было приятно тихо, пока толпа мужчин в костюмах цвета грязной грозы не ворвалась в зал, крича что-то одновременно, запрокидывая головы и скаля зубы, выкрикивая заказы бармену. Она достала телефон, чтобы написать девочкам, думая, что им следует встретиться в другом месте, когда узнала одного из мужчин.
Конор.
Он стоял к ней спиной, склонив голову к другому мужчине и слушая. Его волосы были седыми, но все еще густыми. В остальном он все так же покачивался вперед и назад и кивал, когда слушал. Она хотела, чтобы он так и стоял к ней спиной. Она не сможет выйти из паба, если он не отойдет в сторону. Перед ней появился виски, и она сделала поспешный глоток. Обжигающая жидкость высосала из нее воздух, и она бесконтрольно закашлялась. Когда она пришла в себя, Конор смотрел прямо на нее. Одна бровь приподнята, взгляд «вы в порядке?». Ева принялась рыться в сумке, и, когда украдкой взглянула обратно, он снова оказался к ней спиной. Он не узнал ее. Она провела быструю инвентаризацию своей внешности, словно ища ему оправдания. Ее волосы стали серебристыми. Она подстриглась коротко и была в очках. Сердце ее все еще тревожно билось в груди: тело было готово бежать. Но бежать не было нужды: она стала для него чужой. «И так и должно быть», – сказала она себе.
Элла и Кейт замерли в дверях, пока не увидели ее: их яркие улыбающиеся лица вернули Еве панику. Как бы маловероятно это ни было, она не хотела, чтобы они узнали Конора, а он – их. Они нырнули в толпу мужчин, пронеслись мимо Конора и вырвались с другой стороны, полностью сосредоточившись на ней. Они были такими же быстрыми и ловкими, как Шэй, с длинными сильными конечностями, которые, казалось, вытягивались во все стороны. Они переговаривались друг с другом, взволнованные и легкомысленные. Кейт нужно было больше денег на материалы. Она вытянула из Шэя все, что могла. Ева смогла выдать ей только полтинник, но это было больше, чем Кейт ожидала. Элла следила за новостями и обо всем имела собственное мнение: от инцелов[28] до спасения белых медведей.
Ее девочки были великолепны, и она постоянно им это говорила. Их достаточно, таких как есть. Им не нужно чего-то достигать, пробивать потолки, одерживать первенство, выходить замуж за кого-то, строить дом, рожать ребенка. Она призывала их радовать самих себя.
– Мама. Земля вызывает маму.
– Ты снова это делаешь.
Они вытащили ее обратно в душный воздух паба, в гул пьяных голосов, на потрескавшееся виниловое сиденье.
– Вы обе такие красивые, что я не могу здраво мыслить.
Девочки застонали.
– Расскажи нам, – сказала Кейт, – ты снова встречалась с тем джентльменом?
Какой-то английский бизнесмен купил ферму поблизости, чтобы выйти на пенсию. Ева встретила его год назад: он был одет в вощеную куртку и выгуливал ирландского волкодава. Совершенно слился с туземцами. Ева пошутила про него при девочках, но они зацепились за мысль, что богатый и красивый мужчина – это именно то, что ей нужно. Мысль эта не имела ничего общего с романтикой, а была связана только с тем, что девушки хотели, чтобы о Еве позаботились, но не хотели делать это сами.
Они хранили странные воспоминания о ее срыве. Они называли их грустными днями у мамы,
