Три пары - Лорен Маккензи

– Я не могу сейчас с тобой поговорить, – сказал он. – Обещаю, что найду время завтра. – Его руки слегка давили, и она не могла понять, было ли это давление намеренным, выталкивал ли он ее обратно наружу. Она услышала шаги наверху. Шаги остановились. Кто-то стоял у перил наверху, босые пальцы ног выглядывали сквозь стойки. Беатрис.

– Я люблю тебя, – Ева повысила голос. – Я тебя люблю. Я люблю тебя.

Беатрис скрылась из виду. Он еще раз извинился, сказал ей, что расставание окажется гораздо тяжелее, чем она может себе представить. Просил ее подумать еще раз. Не торопиться. И девочки, надо подумать о них.

– Как ты смеешь, – сказала Ева.

Пес был в исступлении: лаял на что-то, на кошку или на птицу. Кто-то крикнул ему: «Бэйли! Заткнись на хер». Бэйли залаял в ответ.

Конор дотронулся до ее щеки, словно укладывая ее в ладонь.

– Мы с Беа, мы снова разговариваем. Мы хотим разобраться с этим. Ради Фиа. Ты можешь это понять?

Ева отпрянула:

– Вы снова вместе?

– Не знаю. Надеюсь, что да, – сказал Конор.

Пес взвизгнул.

Ева закричала:

– Нет! Нет! Нет!

Шэй обнаружил плачущую Еву, припаркованную возле их дома: передняя часть ее рубашки была мокрой, как у малыша, у которого режутся зубки. Она не могла, не хотела с ним разговаривать. Он ввел ее внутрь, положил на кровать и обнял.

Глава 43

Когда тебе идут обои

Когда стало ясно, что Ева не собирается ни вставать на ноги, ни брать себя в руки, Шэй переместил ее в комнату девочек, а девочек поселил у себя. Их лечащий врач перебирал антидепрессанты и успокоительные. Ева то бодрствовала всю ночь, то спала весь день. Иногда Шэй кричал на нее, чтобы она вставала, ела, двигалась. В большинстве случаев она принимала душ только тогда, когда ее заставляли. Большую часть их дня составляли попытки заставить ее поесть или попить. Он мыл ей голову. Он отмерял ее таблетки, а остальные прятал, как велел их врач.

Много лет назад они смотрели документальный фильм о серфере, который упал с доски на камни и остался в вегетативном состоянии. Его великолепная длинноволосая подруга осталась ему предана. Они тогда поспорили. Ева считала, что девушке надо уйти. Он думал, что ей следует остаться: она явно все еще любит его. Ева согласилась, что девушка его любит, но заявила, что именно поэтому ей следует уйти. Она любит того, кто никогда не сможет ответить на эту любовь. Это ее уничтожит. А для серфера ее уход не стал бы трагедией: он совершенно не осознавал, что потерял. «Но что, если он проснется, – спросил Шэй, – а ее не будет?»

Доброго доктора Конора было не видать.

В первые дни Шэй просил его о помощи, но Конор непреклонно настаивал, что он неподходящий для этого человек. Шэй настолько сосредоточился на Еве, что не смог услышать, что именно Конор пытался ему сказать. Лиззи делала что могла: заходила с едой, приводила девочек из школы и сидела долгие часы с Евой за закрытыми дверями, но никогда не рассказывала Шэю, о чем они разговаривали. Она говорила, что это дело Евы. Иногда по вечерам она приводила с собой Джимми и Джорджию, и они заказывали пиццу.

Аукционист прислал упаковку деревянных ложек, завернутых в коричневую бумагу. На чеке было указано «Харвуд-хаус». И только тогда Шэй вернулся к Конору. Конор рассказал ему, что летом у них с Евой были отношения, но теперь он вернулся к Беатрис. Возможно, именно это и привело к тому, что Ева теряла рассудок.

– Да ты что? – спросил Шэй. Он ходил кругами по гостиной Конора. – Ты так думаешь?

– Мне очень жаль, – сказал Конор. – Я знаю, что ты чувствуешь.

– Да, думаю, знаешь. Так зачем же ты так со мной поступил? С моими маленькими девочками? – Шэй заплакал. – Мы были друзьями. Я думал, мы друзья. И Ева… Ева. Что ты сделал с Евой?

Конор начал объяснять, что сам был в плохом состоянии, не понимал, что делает, когда правый кулак Шэя врезался в левую сторону его челюсти. Ошеломленный Конор скользнул на пол. Он подвигал челюстью из стороны в сторону, проверяя, не сломана ли она. Шэй проверял то же самое, расправляя и сжимая пальцы правой руки.

– Ты в порядке? – спросил Шэй.

Конор вскарабкался на диван.

– Да. А ты?

– Нет, – сказал Шэй и вышел.

Через пару месяцев хороших дней стало больше, чем плохих. Он слышал смех, когда девочки были в комнате с Евой. Двусторонние разговоры. Утренний душ. Вопросы, обращенные к нему. Хочет ли он, чтобы она приготовила ему сэндвич? Ева вышла из своей депрессии, дрожащая и робкая, как промокший мотылек.

Глава 44

Майя выходит замуж

Двенадцать лет спустя

Майе нравилась ее крошечная квартирка в берлинском районе Фридрихсхайн-Кройцберг. Нравились грубые деревянные доски под босыми ногами. Нравился утренний свет, который проникал в комнату и будил ее. Нравилась липа во дворе, где она сидела и выкуривала сигарету после ночной смены. Нравилась древняя газета, валявшаяся на полках шкафа, где она хранила свои свитера. Нравился шум детей, играющих в парке через две улицы. Она любила старушку, жившую на первом этаже, которая каждый день приветствовала ее с таким безудержным энтузиазмом, что Майя не могла за ней угнаться. Лишь спустя шесть месяцев уроков немецкого Майя поняла все, что та ей говорила. Майе нравился скрип ее кровати и то, как он смешил их с девушкой, когда они занимались любовью[24]. Когда Майя находила то, что ей нравилось, она старалась это удержать.

Квартиру выставили на продажу, и им грозило выселение. Майя спросила, хочет ли Нина купить это место вместе с ней: Нина согласилась, потому что любила ее. Майя знала, что люди могут расстаться, что бы ни держало их вместе. Брак немного усложнял расставание, и, учитывая как финансовые, так и эмоциональные вложения, казался разумным шагом. Поэтому Майя предложила Нине пожениться. Нина рассмеялась. Либо Майя очень ирландская католичка, либо очень буржуазная, а в свои двадцать восемь – еще и очень молодая. Майя спросила, имеет ли это значение. Нина сказала: нет. Майя спросила еще раз, и на этот раз Нина сказала ja. Vielmals, ja