Почтальонша - Франческа Джанноне
Анна отрицательно покачала головой.
– Нет такого места. В любом уголке, который мы делили с Карло, я вижу лишь огромную пустоту, где его больше нет.
– Тогда заполни ее. Эту пустоту, я имею в виду.
– Везет тому, кто знает, как это сделать, – парировала Анна и отряхнула комок влажной земли, прилипший к ее туфле.
– Нужны самые счастливые воспоминания, – ответил Антонио. – Уверен, Карло хотел бы, чтобы мы вспоминали о нем с радостью… Чтобы мы откупорили одну из его бутылок и выпили за него, за его жизнь.
Анна опустила взгляд, и по ее щеке скатилась слеза. Антонио прислонился виском к ее виску.
– Сегодня особенно сложно, я знаю. – И аккуратно смахнул слезу пальцем.
– Знаешь, всякий раз, когда мне нужен был ответ, я находила его в книгах. Так было всегда, – сказала она срывающимся голосом. – А теперь…
– Теперь не находишь, – закончил он за нее.
– Да, – кивнула Анна.
– Я тебя понимаю. Я и сам больше не могу читать, ни строчки… Словно заранее знаю, что не найду утешения. Хотя ведь есть писатели, которые глубоко погружались в горе и умели рассказать о нем с абсолютной искренностью.
Анна подняла влажные глаза, блуждая взглядом по кроне дуба.
– Забавно, правда? Ты нашел утешение здесь, в тишине, в отсутствии слов.
– Нет, слова тоже есть. Просто они – мои собственные.
– Те, что ты говоришь Карло…
– Да, те, что я говорю ему, – прошептал Антонио.
Анна медленно вдохнула и с шумом выдохнула. Затем устало взглянула на часы.
– Мне пора на работу, хотя я бы просидела тут весь день.
Антонио улыбнулся ей.
– Я бы тоже. Ладно, поехали, я отвезу тебя. – И обнял ее за талию.
* * *
Едва переступив порог дома, Антонио услышал звон посуды, доносящийся с кухни. Он снял пальто и повесил его на вешалку.
Агата, все еще в халате, мыла вчерашнюю посуду. Обернувшись, она посмотрела на мужа еще припухшими со сна глазами.
– Куда ты ездил? – спросила она. – Машины не было. А еще я видела велосипед у дома… – Ее голос звучал недоуменно-досадливо. Она вытерла руки полотенцем.
Антонио опустился на стул.
– Да, приходила Анна…
– И что ей было нужно в такую рань?
– Ты забыла, какой сегодня день? – сердито парировал он.
Агата промолчала. Повернувшись к нему спиной, она принялась откручивать крышку кофеварки.
– Я помню, какой сегодня день, – наконец произнесла она. Ополоснув кофеварку от вчерашней гущи, Агата налила воду в резервуар и засыпала в фильтр молотый кофе.
– Тогда не понимаю, к чему эти расспросы, – с досадой бросил Антонио. Он резко поднялся и направился к двери.
– Ты куда? Я варю кофе, – воскликнула Агата.
– В баре попью, – буркнул он, уходя.
Агата проводила его долгим взглядом, упираясь одной рукой в раковину, а другой – в собственный бок. Качая головой, она опустила крышку кофеварки и поставила ее на огонь.
Опустившись на стул, Агата принялась барабанить пальцами по столу. Теперь муж вечно твердил: Анна то, Анна се. «Пойду узнаю, не нужно ли чего Анне», – бросал он, уходя из дома рано утром. «Сегодня Анна выглядела получше», – с облегчением сообщал, вернувшись вечером. Или: «Она так похудела. Совсем не ест. Надо бы пригласить ее к нам на ужин». В неделю после похорон Агата сбилась с ног, готовя для вдовы и ее сына, да еще для «этой Джованны»; убирала их дом до и после поминок; навещала их каждый божий день, предлагая любую помощь. Но Антонио, казалось, всегда было мало ее хлопот. Если он вообще их замечал…
Прошло больше года со смерти Карло, а ее так никто ни разу и не спросил, как себя чувствует она. Агата искренне любила деверя. Он всегда был с ней мил и обходителен. А как он ее смешил своими вечными шуточками! Агата и сама пролила немало слез, искренне скорбя о его кончине. И все же ее горе оставалось невидимым для Антонио или Анны. В их глазах только они двое по-настоящему страдали, лишь им требовались сочувствие и утешение, именно они потеряли Карло по-настоящему.
Услышав бульканье закипающего кофе, Агата вскочила со стула.
– Да идите вы к черту! – выпалила она.
Сняв кофеварку с плиты, Агата разлила дымящийся напиток по чашкам. Быстро выпив свою порцию, она поднялась в спальню одеваться. Как и каждое утро, ей предстояло нянчиться с Джадой, пока Лоренца и Томмазо на работе. «Слава Богу, у меня есть эта кроха», – подумала она, берясь за лестничные перила.
* * *
– Землю нужно брать силой, – горячо говорил Кармине, подпирая дверной косяк.
Он объяснял Элене, почему это «справедливое, даже святое дело» – если крестьяне займут пустующие угодья Арнео, огромную территорию в десятки тысяч гектаров между Нардо и Таранто, принадлежавшую барону, который совершенно забросил эти земли. С тех пор как Кармине вступил в ВИКТ[38], он погрузился в земельный вопрос и только о нем и говорил. «Не припомню, чтобы он когда-нибудь столько разглагольствовал», – подумала Анна, войдя в контору в разгар этого импровизированного митинга. После октябрьской земельной реформы Кармине был вне себя от ярости и на чем свет стоит ругал правительство: ведь область Лечче оказалась полностью исключена из сферы действия закона об экспроприации необрабатываемых земель. С тех пор он изо дня в день повторял, как важно мобилизовать крестьян, подтолкнуть их к борьбе, чтобы заставить правительство включить и Саленто в число мест, где крестьянам будут выделяться участки.
– Я прав, почтальонша? – спросил он, оборачиваясь к Анне.
За столько лет они, пожалуй, впервые сошлись во мнениях. То, что Анна разделяла его позицию по земельному вопросу, внезапно изменило характер их отношений: если раньше Кармине держался с ней отстраненно, а порой и грубовато, то теперь выказывал ей откровенную симпатию, пусть и с изрядной долей снисходительности.
– Прав, – кивнула Анна, опуская сумку на стол. – Но будем надеяться, что на этот раз дело не ограничится подачкой.
– Именно! – взволнованно воскликнул Кармине.
– Тьфу, я в этом ничего не понимаю, – проворчала Элена. – Это все равно что ты вдруг заявишься ко мне домой и скажешь, что теперь тут живешь. А на каком основании, позволь спросить?
– Значит, ты не способна вместить это в свою голову, – вспылил Кармине и продолжил агитацию.
Анна с минуту понаблюдала за их спором, потом усмехнулась, покачала головой и принялась за сортировку корреспонденции. Вскоре в контору вместе вошли Томмазо и Лоренца. Он поздоровался со всеми, как обычно улыбаясь. Анна обратила внимание, что последние дни Томмазо не носит шляпу, которую три года назад, на Рождество, подарила ему Лоренца и с которой он с тех пор не расставался.
Его жена прошагала мимо, даже не взглянув на тетку, и направилась прямиком в телеграфную.
– И тебе доброе утро! – окликнула ее Анна.
Лоренца обернулась с мрачным видом.
– Да, извини, тетя. Доброе, – буркнула она и, протиснувшись между Кармине и косяком, скрылась за дверью.
– Нужно нанести решающий удар по крупному землевладению, – продолжал вещать Кармине.
– Господи, опять он за свое… Хватит, ради Бога! – взмолилась Лоренца.
– Тебе бы тоже не мешало послушать, детка, – одернул он ее.
– Это кто тут детка? – вскинулась та.
– Так, хватит болтать, все за работу, – миролюбиво скомандовал Томмазо, усаживаясь за стол.