Три пары - Лорен Маккензи
Теперь сумка находилась в багажнике «Фиата», направлявшегося по автостраде в сторону Харвуд-хауса. Прошел почти год со дня рождения Фрэнка. На прошлой неделе Ева наткнулась в газете на объявление во всю полосу. Харвуд-хаус и его содержимое выставлены на аукцион. Она просмотрела некрологи и обнаружила, что Давина Фицсаймонс умерла в прошлое Рождество, и, несмотря на ее истории, в некрологе не было списка членов семьи и друзей, которые любили ее и скучали по ней. Сегодня утром Ева забронировала номер в единственном в деревне отеле с завтраком. Она планировала купить что-нибудь на аукционе, чтобы отметить начало оставшейся ей жизни.
Она уходила от Шэя.
Не зная точно, когда все началось, она отстранилась от всех мелочей, которые когда-то любила в своей жизни: распорядок дня, семейные шутки, фиш-энд-чипс по пятницам, шум, похожий на крики в птичнике, когда они переговаривались за столом. Даже их коллективный беспорядок, который ей когда-то нравился. Она любила каждого из них, но больше не любила их вместе. Их брак. Их семью.
Она уходила от Шэя.
Эта мысль заставляла ее учащенно дышать. Она ходила по краю, ошалело мечась между отчаянием и восторгом. У них были хорошие времена, и это было прекрасно, но теперь они закончились. Она ни о чем не сожалела. Если бы она не была с Шэем, у нее не родились бы близнецы, она бы не встретила Лиззи и не познакомилась бы с Конором. Она любила Фрэнка и его игры для вечеринок. Любила Беатрис за ее страсть. Любила Лиззи за ее смелость, за то, что та показала ей, что легче перенести печальные и странные последствия отсутствия Фрэнка, чем жить в страхе, что он ее бросит.
Она любила Конора. И он уезжал вместе с ней.
Эта любовь казалась чем-то божественным. Она не отнеслась к этому слову легкомысленно. Любовь все время росла, наполняла своим теплом: золото сверкало вокруг этой любви, как солнечные зайчики. Когда Ева была с Конором, ее тело и разум сливались воедино. Ее цинизм исчезал. Прошлое, будущее исчезало. Она жила в моменте. Шэй заслуживал такую любовь: лучше, чем то кислое молоко, которое Ева ему предлагала. И она хотела, чтобы ее девочки знали, что такое настоящая любовь, чтобы они распознали ее, когда она встретится на их пути, и знали, как ее поймать. Только тогда они поймут, что она сейчас собирается сделать: и тогда они смогут простить ее.
В затылке у нее грохотал гром. Назревала головная боль. Порой она звучала как тихий голос, далекий крик, но Ева не могла разобрать слова. Она включила радио.
Конор проводил дни, осаждаемый случайными мыслями о Еве, где угодно и когда угодно – что она сказала или что сделала, – и желание увидеть ее было огромным. Если она могла уйти, то присоединялась к нему на ночной прогулке с Джаро. Они теряли понятие времени и места, пока шли и разговаривали. В плохую погоду они встречались на парковке позади гипермаркета «Теско» и целовались в его машине, слушая Лирик-ФМ. Он мог связаться с ней в любое время, и она отвечала в течение нескольких секунд, если могла. Она как будто находилась с ним в одной комнате, они как будто не расставались. Когда происходил длительный перерыв между их контактами во время работы или учебы, у нее был способ возобновить разговор с интересного факта.
«Знаешь, что дельфины спят с одним открытым глазом».
«Сахарную вату изобрел дантист».
«Если бы это было возможно, ты доехал бы на машине до космоса за час».
Она создавала вокруг них небольшой пузырек сладкого воздуха, очаровательное место, в котором он мог уединиться после ссоры с Беа или отцом или борьбы с горем Фиа по поводу перемен в его жизни. С Евой он чувствовал, что его достаточно, более чем достаточно – именно такого, какой он есть.
Конор с нетерпением ждал этих выходных – так, как не ждал уже некоторое время: пройтись с ней по улице, не опасаясь быть увиденным, заняться сексом, не опасаясь быть услышанным, избежать разочарованного взгляда отца, оставить все позади, даже если всего на день. Он будет полностью принадлежать ей, сказал он Еве, когда она позвонила, чтобы позвать его с собой. Он услышал мягкий шлепок, когда она открывала и закрывала рот, и понял: она сдерживается.
– Просто скажи это, Ева.
Она повесила трубку.
Он знал, о чем она думает. Несколько недель назад, когда они пошли прогуляться, Ева оставила его ждать на улице, а сама зашла в газетный киоск, чтобы купить поздравительную открытку – предлог, который она изобрела, чтобы выйти на улицу. Через витрину Конор увидел, как Ева остановилась и стала болтать с женщиной, которая выглядела знакомой. Когда женщина вышла, он развернулся и пошел прочь, как будто не увидел ее. За углом он нашел книжный магазин, где можно было спрятаться в проходах. Прошло десять минут, прежде чем Ева нашла его. Он смеялся над собственной глупостью, высмеивал свою трусость. Но Еве не было весело. Она раскачивалась взад и вперед в проходе, почти ударяясь о книжные полки.
– Ненавижу это. Ненавижу ложь. Я не могу смотреть на Шэя. Не могу находиться с ним в одной комнате. И это не его вина. Ни в чем нет его вины.
– Ты хочешь сказать ему?
Ее тело скрючилось, словно от боли.
– Мы можем позволить случиться всему что угодно?
– Что? Ты с ума сошла?
– Как бы мы ни поступили, это причинит боль. Мы все окажемся в
