Три пары - Лорен Маккензи
«Ничто не вечно», – вздыхала Патриша, когда приходили клиенты, желающие заменить разбитые тарелки в свадебном фарфоровом сервизе. «Но нет ничего плохого в том, чтобы начать все сначала», – добавляла она и указывала им на новые модные обеденные сервизы с мисками для пасты или кружками для кофе с молоком: сервизы для нашей современной жизни.
Однажды в пятницу в «Уирс» не вышли два сотрудника: разразился ужасный грипп. Патриша спросила, сможет ли Беатрис остаться до семи.
Беатрис не хотелось говорить «нет». От «нет» Патриша морщилась.
– Я не могу, не по пятницам. Мне очень жаль.
Патриша поморщилась.
– Если я не заберу сына, во сколько обещала, мой муж оставит у себя его на выходные.
– Твой муж?
Беатрис сдержала слезы.
– Мы с мужем не живем вместе.
Патриша тихо простонала:
– Ох, милая, мне так жаль.
– Мне нужна эта работа.
– Иди с богом, дорогая. Мы позаботимся о тебе. Мы здесь семья.
Патриша кинулась искать ей замену. Беатрис надеялась, что она не расскажет всем остальным. Она могла вынести роль объекта для любопытства: неразговорчивая иностранка в дорогой одежде, – но не объекта для жалости.
Днем в пятницу, если не было дождя, она приводила Фиа в парк Стивенс-Грин поздороваться с утками. Он назвал пятерых уток в честь Черепашек-ниндзя: Фиа звал, и они к нему подходили – его, похоже, не заботило, реагируют ли они на свои имена или на хлеб в его руках. Вслед за утками они мчались вокруг фонтанов на детскую площадку, где Фиа бегал от одного снаряда к другому, подпрыгивая, как щенок. На качелях он исполнял трель: «Выше-выше-выше-выше», – и она старалась изо всех сил.
В эти первые несколько часов их воссоединения Беатрис чувствовала, как разрастается, как будто возвращаясь в себя. Даже смех шел откуда-то из глубины. День кончался в «Макдоналдсе»: Хэппи-Мил для него и черный кофе для нее. Она ненавидела «Макдоналдс», но в последнее время редко отказывала Фиа. На подоконнике его спальни в ее квартире выстроилась шеренга пластиковых героев из мультфильмов. Безвкусный отчет о том, сколько недель она жила вот так. Они насмехались над ней своими огромными ухмылками.
Она думала о загадочной улыбке мужчины в синем костюме и о том, что могла бы улыбнуться как он, если бы кто-то сказал ей: вот и все, теперь можешь расслабиться. Все кончено.
Когда Беатрис приехала за Фиа, у ворот школы образовалась пестрая очередь. Она посмотрела на часы: вовремя. Это в школе опаздывали. Последние несколько дней были изнурительными: люди ходили в шортах и платьях, с полосками сгоревшей на солнце кожи на плечах. На ком-то были шляпы. Они выглядели как очередь на круиз «пляж и барбекю» до Магалуфа. От такой погоды все стали легкомысленными и разговорчивыми. Беатрис попятилась.
Учитель подошел к воротам и стал ковыряться в них. Через несколько минут он сдался и попросил родителей пройти в школу через колледж по соседству. Беатрис быстро пошла через территорию колледжа и вскоре опередила остальных. Но тут она услышала шаги позади. Это была Лиззи.
– Привет, – сказала Лиззи.
– Привет.
– Обычно не вижу тебя…
– Что-то случилось с воротами.
– Хорошо выглядишь, – сказала Лиззи. – Ева сказала, что ты работаешь.
Беатрис знала, что выглядит неважно: волосы немыты, на блузке следы пота, под глазами – мешки.
– Да. Как дела?
– От-лично, – сказала Лиззи. Она выделила букву «т». Ее глаза были широко распахнуты, широкой была и улыбка, но отлично она тоже не выглядела. На ней было выцветшее неглаженое платье без пояса, коричневые сандалии, лицо не накрашено.
– Как дела?
– От-лично, – сказала Беатрис. Лиззи рассмеялась. Беатрис почувствовала, что улыбается. Как ей не хватало этого простого понимания.
– Не виделись целую вечность.
Беатрис старалась приходить вовремя, когда забирала Фиа из школы, зная, что Лиззи частенько опаздывает. А если она ее видела, то отходила и ждала, пока Лиззи уйдет. Вплоть до сегодняшнего дня это работало.
– Ты должна знать, что мы с Фрэнком… – Лиззи остановилась, удерживая себя в руках.
– О нет, – сказала Беатрис. – Что-то случилось?
– Ты с ним разговаривала?
– Нет. Я ничего не знаю.
Лиззи уставилась на нее:
– Господи, ты ужасно врешь. Просто не надо. Хорошо? Я знаю, что ты с ним общаешься.
Беатрис подумала, что, возможно, Фрэнк рассказывал Лиззи, что они общаются, но, скорее всего, Лиззи сама догадалась. Она боролась с желанием сбежать, но также ей нужно было знать.
– Честно говоря, я не знаю, что произошло. Расскажешь?
Лиззи вытянула ее из движущейся очереди. Они встали в тени, у холодных гранитных стен колледжа. Она прошептала:
– У нас с Фрэнком все кончено. Все. – Лиззи поперхнулась от своих слов. – Вы, наверное, предвидели, что это произойдет. Я думаю, все это видели.
– О Лиззи. Мне очень жаль. – Беатрис остро осознавала, что когда-то в прошлом она бы обняла Лиззи, но сегодня не могла пошевелиться. Лиззи высоко подняла голову.
– Сейчас я сосредоточена на детях. Мы движемся дальше, шаг за шагом. Иногда жизнь требует от тебя большего, чем ты когда-либо могла себе представить, и нужно принять это. – Беатрис предположила, что это ежедневная мантра Лиззи. Она протянула руку, чтобы успокоить ее, но Лиззи отпрянула.
– Это не про тебя, если ты так подумала, – прошептала Лиззи.
У Фрэнка была еще одна женщина. Беатрис презирала его.
– Джек вышел из-под контроля, – расплакалась Лиззи. Слова вырывались из нее. – А теперь я потеряла свою девочку. Мою прекрасную малышку. Макс решил, что ей будет лучше с ним, чем дома с нами.
Беатрис притянула к себе Лиззи. Лиззи положила голову ей на плечо и затряслась от рыданий. Люди переглядывались, некоторые с любопытством, некоторые вопросительно: могут ли они помочь? Беатрис слегка качала им головой.
– Я знаю, что значит скучать по своему ребенку, – сказала Беатрис.
– Это вина Фрэнка, – сказала Лиззи. – Его голова была занята чем-то другим. И я думаю, ты знаешь чем.
Ее голос, хотя и приглушенный, изменился. Беатрис отпрянула: ей нужно было увидеть лицо Лиззи. Голубые глаза Лиззи остановились на Беатрис. Холодные.
– Ты же мне обещала.
Беатрис попятилась и огляделась. Ворота теперь были открыты, и, не считая пары слоняющихся детей и болтающих родителей, они остались
