Том 2. Проза - Анри Гиршевич Волохонский
Тарбаган, как во сне, вылез из вагона на одном из восьми вокзальных строений столицы и двинулся искать справочное бюро.
Между тем космонавт Сытин ходил на вокзал вовсе не с тем, чтобы кого-нибудь там встретить. Мы уже знаем, что приставленные надзирать за философами-любомудрами ветераны космоса относились к своим обязанностям с оскорбительным пренебрежением. Бывало, иной доктор наук бегает за цензором-практиком как собачонка:
— Сергей Иванович, будьте так любезны, просмотрите же вы, наконец, мои тезисы.
А тот и в ус не дует. Мало ли какую чепуху можно нагородить про космос в тезисах. Вроде, например: «Искривляя луч современности, мы приблизимся из будущего вперед к точке собственного рожденья со стороны времени отцов и пересечем траекторию». Откуда следует второй тезис: «Если эту операцию повторить многократно, не встанет ли вопрос о ее влиянии на самое траекторию?» Ну какой уважающий себя космонавт, который, можно сказать, пуп себе стер о всевозможные траектории, станет в это вникать? Вот он и молчит. Под конец плюнет, надуется, как индюк, и подмахнет, не читая.
Но космонавт Сытин был из другого теста. Он читал все подряд про траектории с огромным вниманием. Будучи сам лишен фантазии, он умел ценить ее в других. Поэтому в голове у Сытина вечно вертелось какое-нибудь двустишие, которое он иногда изрыгал в виде резолюции на запрашиваемый тезис. Передавали со слов Продвинутого Студента, что на траекторию про «точку дальнего возврата» он наложил что-то вроде: «От ворот поворот за порог и обратно».
В издательстве потом две недели ломали голову, как этот эдикт понимать: как отвергающий или напротив, а это был просто лаконический реферат, вроде эпиграфа.
Утомленный умственным свершением космонавт Сытин шел на вокзал пить пиво.
Вот и в то утро, когда прибывший в столицу Тарбаган искал в вокзальном зале окошечко для справок, космонавт Сытин явился сюда же со своим делом.
Дальнейший ход событий имеет экономическую подкладку.
Когда после дохлого обновления власти осознали необходимость внедрения информации в быт, первым делом решили обеспечить транспортные узлы. Поэтому, среди прочих мигалок, наша делегация закупила за океаном огромный электронный ларек. У себя на родине ларек действовал лет двадцать назад на праздничной ярмарке, и теперь его продавали по бросовой цене. Прельстясь дешевизной, отжившее чудо техники привезли в Москву и установили в центре вокзала. Это было внушительное цилиндрическое сооружение, все в кнопках, светящихся окошечках, разноцветных списках чего там есть и металлических патрубках для выделения браг и брашен.
Взбесившееся от гнилых изобилий постиндустриальное общество потребления предлагало одного только сока из морошки семь видов, да еще пару пюре из той же ягоды: брашна давали полужидкие. Изнутри всем правил электронный мозг, запроектированный с заморским размахом. Оперативной памяти там хватило бы на университет.
Разумеется, наше сельское хозяйство, которого собирательская отрасль переживала экологический упадок, могло предоставить вокзальной братии значительно более узкие ассортименты. В частном случае морошки, видов сока было только три. Значит, память компьютера у нас бездейственно пустовала, цветные кнопки стояли потухшие, хобота выдачи несуществующих благ обрастали паутиной.
Тогда придумали превратить бездействующую часть ларька в адресный стол. Этому препятствовали два обстоятельства. Во-первых, ларек не умел обращаться с бумажными справками, и первые опыты давали адреса в виде целлюлозной пульпы. Вторую проблему представляла встроенная ему в мозг программа лотереи. Вопрос о бумаге был решен просто. К справочному бюро приделали разбрызгивающий автомат, который по указанию электронных команд наносил нужные цифры и факты на внутреннюю поверхность прозрачного стаканчика из пластмассы. В таких же стаканчиках ларек выделял желающим напитки и съедобные пасты. Получив стаканчик, клиент должен был глядеть в него на просвет и узнавать адрес. Но с лотереей дело пошло сложнее. В техническом описании она никак не фигурировала, на нее натолкнулись случайно, у ней был отчетливый ярмарочный привкус.
Это была принудительная лотерея. Каждый акт выдачи фиксировался памятью мозга и приобретал действующий номер. Затем ларек проделывал что-то такое с номерами, и счастливец получал шестикратное кормление. Об этой программе сначала не знали. Просто заметили недостачу, последили за клиентурой и нашли, что посетитель, например, вместо порции бульона из воблы получает шесть арбузных напитков. На праздничном гулянье это, наверное, было бы забавно, но в наших суровых условиях выглядело как пустое баловство. Шестикратные выдачи упразднили. В исполнительные агенты мозга впаяли петлю, которая меняла полдюжины на единицу. А поскольку выигрыш падал сравнительно редко, не было большой беды в том, что потребитель, мечтавший о тертой рябине, получал взамен сырковый кисель или березовый сбитень.
Так и работал этот прекрасный ларек, и никто не подозревал о затаившемся в нем новом коварстве.
Это было уже, конечно, событие со сверхредкой вероятностью. Система случайностей, заложенная в полупроводниковый рассудок агрегата, имела еще один этаж, и когда выигрывали двое сразу, выигрыш также удваивался, и никакая петля тут не могла воспрепятствовать выдаче по дюжине наград обоим потребителям.
Сытин и Тарбаган подошли к ларьку с двух сторон, вынули по двадцать копеек и опустили их в щель. Тарбаган просил адрес университета, Сытин — свое ячменное шампанское. Оба выиграли. Мозг ларька дал их запросам числа, сложил их, перемножил, подверг вероятностному разбросу, собрал назад, перевернул и с приказом, который в переводе с машинного языка на русский звучит: «Обоим по дюжине!» — направил все вместе сервоагентам. Исполнительные органы задвигались. Они отсчитали дюжину стаканчиков для адресов. На пиво стаканов не было. Из-за петли с шестеркой критический запас прозрачной пищетары упал в ларьке с шестидесяти двух как раз до двенадцати штук.
Космонавт Сытин не успел даже ничего подумать о тех двенадцати стаканах с местонахождением университета, которые посыпались ему в подол, как услыхал вой сирены и рокот пенной струи. Ларек весь замигал, защелкал, громыхающими своими огнями давая знать обслуге, что пора добавить посуду. А пена била Тарбагану в лицо из пивного хобота.
Вокзал всегда чем-то напоминал космонавту Сытину космодром. Теперь же — в особенности, когда разъяренная торговая точка лютовала как небулоптер при запуске. Сытин сунулся в донца полученных инструкций. Там промелькнуло: «Университет», — а затем появилась мокрая от пены таежная физиономия нашего главного действующего лица.
— Вам в Университет, — сказал Сытин по инструкции. — Пойдемте. Впрочем, вам нужно сначала раздеться. Тут недалеко.
Так, по воле чистого случая, попал Тарбаган на поэтическую вечеринку в «Стране Чудес». Пока шли, пока сушили синий пиджак, пока Сытин трезво чаевничал в задних комнатах Луизы, гости уже успели собраться, а университет пришлось отложить.
ЛУИЗА И СЫТИН
Теперь насчет решения Сытина завести Тарбагана в
