Повороты судьбы - Эми Сью Натан
И погрузилось во тьму.
Глава 23
Буп
Буп надела белые льняные брюки и намеренно измятую тунику лавандового цвета. Мятый хлопок вызывал у нее желание немедленно взяться за утюг, но выглаженная, гладкая, жесткая ткань была не свойственна ее стилю. Она нанесла на губы бледно-розовую помаду, достаточно яркую для лета, но не настолько бледную, чтобы губы слились с кожей на лице. Она увидела такой образ в одном журнале и подумала, что модели выглядят блеклыми.
– Ты такая красивая, – сказала Ханна, входя в гостиную. Ее длинные волосы были подстрижены в прямую стрижку, и она позволяла им высохнуть естественной волной, но при этом они не выглядели растрепанными. На ее свободном трикотажном темно-синем платье-футболке не было дырок. Буп не собиралась озвучивать это, но Ханна уже была похожа на будущую мамочку.
– Ты принарядилась, – заметила Ханна.
– Ничего нарядного. Не совсем. – Буп вспомнила времена чулок и туфель на каблуках, атласа и шелка. – Я подумала, что ты могла бы подбросить меня до Джорджии, а потом смотаться отсюда и отправиться домой к Кларку. Как я понимаю, он уже вернулся в Каламазу.
– Да, вернулся. – Ханна улыбнулась.
– Что ж, ты была права. В случае с Джорджией хорошее перевешивает боль. И я уже потеряла достаточно любимых людей. – Бабушку, Зейде, Марвина и слишком много друзей. Когда она была маленькой, она потеряла Тилли и Джо. Буп не собиралась терять еще и Джорджию. Не теперь, когда у нее был выбор.
– Это одна из хороших новостей за сегодняшнее утро. Вот еще одна. – Ханна положила на колени Буп маленький сверток, завернутый в тонкую розовую оберточную бумагу.
– Что это? – Пульс Буп участился. Она знала.
– Открой его, – велела Ханна.
Буп понадобилось отвернуть лишь один край обертки и увидеть розовый кусочек ткани с фрагментом вышивки, чтобы убедиться наверняка. Это была ее лента «Мисс Саут-Хейвен 1951». Несмотря на сильное желание, она не решалась взглянуть на нее, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ленте. Буп положила руку на грудь, словно давая клятву верности флагу, и ее сердце забилось, может быть, так же быстро и сильно, как в тот день, когда объявили ее имя, и ее мечта осуществилась. А вдруг, это все-таки было ошибкой. Была ли Джорджия права с самого начала?
– Где, черт возьми, ты ее нашла?
– Ты ведь знаешь нашу Эмму. Она ничего не выкидывает. Я заставила ее сразу же прислать это.
Буп полностью раскрыла оберточную бумагу, но не взяла ленту в руки.
– Дедушка не должен был отдавать ее нам. Эмма почистила ее. Она выглядит как новая, но это твоя лента. Хочешь, чтобы я ее развернула?
Буп сложила руки поверх прохладного атласа, неровные края вышивки ласкали ее ладони. Она покачала головой.
– Пока нет.
– Ты должна принимать свою жизнь любой, ценить как хорошее, так и плохое, – сказала Ханна. – Именно такой опыт делает тебя той, кто ты есть.
Несмотря на ее неопределенные отношения и интересное положение, Ханна была храброй и не боялась правды.
У своей внучки Буп многому могла научиться.
Она сжала руки в кулаки, но не в знак выражения гнева, а чтобы собраться с силами.
– Ты действительно так считаешь?
– Конечно, да.
– Тогда я хочу, чтобы ты нашла Эйба. Даже если это некролог, я хочу знать.
– Ты уверена?
Буп нуждалась в определенности, даже если она не сопровождалась ответами.
– Уверена. И есть еще кое-что, не подлежащее обсуждению.
– Что же?
– После того, как подбросишь меня до Джорджии, езжай прямиком домой. Настало время получить ответы нам обеим.
* * *
Не случайно фиолетовая трость Буп сочеталась с ее лавандовой туникой – не то чтобы ей когда-либо требовался повод для ношения аксессуаров. Буп не только нуждалась в трости, чтобы преодолеть бесчисленные коридоры реабилитационного центра «Лайтхаус», но и должна была выглядеть модно, чтобы ее не приняли за пациента. Буп шла медленно и неторопливо, опираясь на трость, чтобы не упасть и чтобы немного ослабить давление на ногу. Она прошла один коридор, следом другой, мимо рядов инвалидных колясок и небольшой группы ходунков с теннисными мячами, прикрепленными к ножкам.
Пока еще Буп не нуждалась ни в одном из этих приспособлений. Она с благодарностью принимала свою старость. Была рада, что стареет. Она пережила Марвина и большинство своих друзей. Тот факт, что Джорджия и Дорис все еще живы, был аномалией. Она это понимала и не хотела принимать как должное, тратить время впустую или на сожаления. Если бы Буп была католичкой, она бы перекрестилась, но сейчас лишь смотрела вперед и уверенно двигалась дальше, как посетитель с определенной целью.
Она была нужна Джорджии.
И она нуждалась в Джорджии. Независимо от того, что Джорджия сделала или не сделала, они были семьей. Буп не отворачивалась от семьи.
Буп остановилась и посмотрела на свое отражение в стекле какой-то цветочной репродукции в рамке. Она соблюдала подобный ритуал каждый день, прежде чем зайти к Марвину, когда навещала его в доме престарелых. Даже когда он перестал узнавать ее, Буп всегда настаивала на том, чтобы посмотреть на себя.
Несколько секунд спустя, поборов свой гнев – возможно, отпихнув его в сторону – Буп закинула сумку за спину и встала у открытой двери. Джорджия лежала в кровати, откинувшись на груду подушек. Она была одета в персиковый махровый халат на молнии, хотя еще не было шести часов. Ее волосы были расчесаны, но не уложены. Она выглядела бледнее, чем обычно, и к тому же худее. Как такое могло быть? Прошло всего несколько дней. Они ее не кормили, что ли?
Джорджия посмотрела на Буп и улыбнулась.
– Я не была уверена, что снова увижу тебя.
– Я тоже. – Буп улыбнулась. – Ты ужасно выглядишь.
Джорджия провела рукой по волосам и рассмеялась.
– Я знаю.
Буп вошла в палату. Помещение было просторнее, чем больничная палата. Хотя у кровати по-прежнему имелись боковые панели, здесь не было ни мониторов, ни аппаратов, ни капельниц. На стене висел телевизор, закрепленный на металлическом каркасе. В комнате стояли три строгих стула с мягкой обивкой, небольшой комод и прикроватная тумбочка. Через два широких окна с вертикальными жалюзи в помещение проникали последние лучи
