Почти 15 лет - Микита Франко
Смутившись, он попытался отшутиться:
- Может быть, поэтому я ненавижу, когда уходят, - Слава слабо улыбнулся. – И когда врут. И когда врут, что не уйдут.
Крис ответил очень серьёзно:
- Может быть. А Лев говорил, что не уйдет?
- Он говорил, что хочет усыновить детей. Для этого ему пришлось бы жить в Канаде несколько лет.
- Злитесь, что ушёл или злитесь, что соврал?
- Злюсь, что соврал. Сманипулировал, - уточнил Слава. – Сказал про детей, когда хотел уговорить меня на брак, а когда это стало не нужно, вообще забыл, что мы говорили об этом.
Крис замолчал на полминуты, записывая сказанное в блокнот. Слава, наблюдая за движением ручки, добавил:
- И на себя злюсь.
Крис тут же оживился:
- За что?
- За то, что всё так… запустил. Закрывал глаза на то, что было раньше.
- А что было раньше?
Слава задумался, возвращаясь к прошлому.
- Первое, что можно было бы заметить, это лак и штаны, - он усмехнулся, вспоминая об этом. – Ему не нравилось, что я крашу ногти и ношу штаны сестры. Он почти сразу об этом сказал, как только увидел.
- Он объяснял, почему ему не нравится?
Слава пожал плечами:
- Типа это по-женски. И штаны женские. А он хотел, чтобы я был больше похож на мужчину.
Крис хмыкнул:
- Кого-то напоминает, - Слава не сразу сообразил, о чём он. – И как, вы перестали красить ногти и носить женские штаны?
- Не сразу. Когда ребёнок появился. Это стало вроде как… неуместно.
- Это вы так решили?
- Он так сказал.
- Ясно, - Крис поджал губы. – Что-нибудь ещё?
- Когда он замечал на мне новую вещь, особенно из бижутерии, он требовал объяснить, откуда она появилась, потому что опасался, что её мог кто-то подарить. Ну, кто-то типа любовника.
- Это тоже было в первый год?
- Ага.
Крис ещё раз хмыкнул, поднял взгляд на настенные часы цветов транс-флага и сообщил:
- У нас осталось мало времени. У меня есть один вопрос, на который вы можете не отвечать.
Он вопросительно посмотрел на Славу, и тот кивнул, давая понять, что готов услышать.
- Отец поднимал на вас руку?
- Нет, - сразу же ответил Слава.
Крис это записал. Слава уточнил, не сводя взгляда с блокнота:
- А что?
Тот расплывчато произнёс:
- Интересно, что именно удар стал красной чертой. Интересно, почему.
Слава промолчал. Крис, проведя линию в блокноте, с неожиданно веселыми интонациями сказал:
- Ну, на сегодня всё! А про удар это вам… домашнее задание. На подумать. Может, появятся какие-то мысли, почему именно на нём вы решили закончить отношения.
Слава ответил, как ему казалось, очевидную истину:
- Ну, потому что это насилие, нарушение границ и вообще… это слишком.
Крис ответил со вздохом:
- Ваши границы давно были нарушены. Получается, одно нарушение вы замечаете, другое – нет. Интересно проследить разницу.
- Другие были не так заметны.
- Вы про требования изменить внешний вид, манипуляции и патологическую ревность?
Слава растерянно мигнул. Вслух и со стороны это звучало как будто бы хуже, чем было на самом деле. И почему-то захотелось отстоять перед ним Льва, сказать, что всё было не совсем так…
Но он не успел, потому что Крис сказал:
- До свидания, хорошего дня. Увидимся через неделю.
Слава вышел из центра в полном замешательстве. Это что теперь, ему придётся целую неделю думать об этом, заново переосмысляя последние пятнадцать лет, своё детство и себя самого? А через неделю повторить ещё раз, чтобы услышать что-нибудь такое же обескураживающее…
На улице его ждал Макс. Он подошёл ближе, вынимая наушники.
- Как прошло?
- Хочется напиться, - честно ответил Слава.
- У меня есть апельсиновый сок.
- Подходит.
Они, смеясь, сели в машину, и поехали в автокинотеатр возле Стэнли парка, где в тот день показывали «Ночь в музее». Одной рукой Слава придерживал руль, а другой держал пакет с соком, из которого отпивал время от времени. Магнитола прокрутила плейлист с Микиной флэшки до конца, вернулась к началу и включила «Богемскую рапсодию». Макс прибавил громкость почти на максимум.
Почти 15 лет. Лев [37]
Черт знает, на чём раньше держалась эта полка. Он спросил об этом у Славиной мамы, но та пожала плечами: «Её ещё Саша прибивал». Лев осмотрел стену, сделал замеры и съездил в ближайший строительный магазин за кронштейнами и шурупами. Когда дело дошло до сверления, оказалось, что дрели тоже нет – пришлось вернуться домой за дрелью. Каждый раз, когда он уходил, Антонина Андреевна охала и говорила: - Лёва, да не надо, да что ты будешь из-за меня мотаться!..
Он не решился поправлять её, как поправлял всех в своей жизни, мол, «Я – Лев». Когда ты назвал человека Андрониной Антоньевной, уже не приходится выбирать, кем быть: Лёва так Лёва…
Когда вернулся с дрелью, приделал кронштейны к стене, на них закрепил полку. Купил другую: предыдущая была до того старой, что, казалось, если он вгонит в неё шуруп, она рассохнется в его руках. Антонина Андреевна потом так радовалась, словно Лев обои переклеил и пол переложил. Впрочем, оглядев маленькую кухню с выцветшими лилиями на стенах, Лев начал и об этом задумываться…
- Давай я тебя покормлю? – предложила она, когда он закончил.
- Да нет, спасибо, - скромно ответил Лев, убирая перфоратор в ящик-переноску.
Но Антонина Андреевна настаивала:
- Да не стесняйся!
- Да я не…
- Вона какой худой, как кощей бессмертный!
Тут Льву нечего было ответить. Быть как кощей ему не хотелось, поэтому он сдался и согласился. Но ещё, конечно, хотелось как-то извиниться перед Славиной мамой за своё поведение накануне, и, если совместный обед её порадует, ему было не сложно побыть участливым.
Он оказался не прав: это было сложно. Антонина Андреевна кормила его голубцами и не делать: «Буэ-э» при виде капусты было не просто. Но Лев держался, аккуратно отодвигал листы с фарша (чтобы не дай бог даже микрочастички капусты не попали на мясо) и съедал всё остальное. Когда Антонина Андреевна это заметила, Лев подумал, что сейчас она его по-родительски отчитает, но она только спросила: - Ты что, как Слава в шесть
