Почти 15 лет - Микита Франко

Почти 15 лет

Лев [1]

Бум.

Шоркающий звук.

Снова бум.

Шоркающий звук.

И так без перерыва, уже больше пяти минут.

Ваня стоял на ступеньке, перед подъездом, и возил свой маленький чемодан на колесиках туда-сюда: со ступеньки вниз, на асфальт, потом, елозя колёсами по бетону, затаскивал его обратно, на лестницу, и опять сбрасывал вниз.

Бум.

Тш-ш-ш-ш.

Бум.

- Хватит, - Лев положил руку на чемодан, препятствуя следующему движению.

- Я не хочу ехать, - проканючил Ваня.

- Значит, полетишь.

- Лететь я тоже…

- Хватит, - на этот раз Лев использовал взгляд: поймал бегающие Ванины глазки и заставил их замереть на месте.

Мальчик замолчал и отпустил ручку чемодана. Лев, как бы удостоверившись, что младший его понял, шагнул в сторону. Обернулся на Мики: тот сидел на скамейке, неотрывно глядя в телефон, и быстро-быстро стучал по экрану большими пальцами. Лев вздохнул: он умудрился упустить момент, когда в его семье стало два трудных подростка, вместо одного.

Это хорошо, что он пока молчит. Когда он заговорит, он тоже скажет…

- Чё там, долго ещё?

Ну вот, заговорил.

Поднявшись со скамейки, Мики повернулся ко Льву, адресуя своё «чё там» - ему. Льва раздражило это «чё».

Он скучал по прежней версии Мики, по спокойному и боязливому малышу, который видел в нём, во Льве, Супергероя. Теперь перед ним стояло лохматое существо со скрипуче-ломким голосом (который то и дело давал петуха), смотрело из-под отросших соломенных волос нагловатыми глазами и, казалось, не видело авторитета ни во Льве, ни в ком бы то ни было ещё.

В прошлом месяце этому существу исполнилось пятнадцать. Лев тогда выдохнул с облегчением: целый год он опасался, что рубеж в четырнадцать лет парень не перейдёт. Такой странный, иррациональный, почти мистический страх. Он забыл, что в пятнадцать становишься ещё сложнее.

Лев не успел ответить на это «чё», из подъезда вышел Слава – он задержался: перекрывал воду и запирал дверь. Его появление стало ответом.

- Такси подъедет через две минуты, - коротко сообщил он, бросив взгляд на экран смартфона.

Ваня с новой силой принялся ныть – на этот раз, перед Славой.

- Я не хочу-у-у е-е-еха-а-ать!

- Останешься с бабушкой и собакой? – предложил Слава, видимо, уверенный, что тот не согласится.

Ваня же просиял:

- Давайте!

- Нет.

Мальчик поник, а старший сын неожиданно поддержал родителей:

- Ваня, прекрати ныть.

Лев удивился: и давно Мики начал затыкать Ваню в вопросах протестов против переезда? Но следующая реплика расставила всё по местам:

- Я тоже не хочу ехать, но я ж молчу.

- Уже не молчишь!

- А до этого молчал.

- Ну и терпила.

- Э, слышь!..

Ваня показал Мики язык, Мики перехватил его локтем за шею, Ваня заорал, Мики захохотал, Лев сказал:

- Хватит!

Мальчики, как по команде, отпрянули друг от друга. Ваня принялся тереть шею под воротником футболки и обиженно зыркать на брата. Мики хихикал. Лев почувствовал себя странно: неужели он больше ничему не научился в этом родительстве, кроме как «хватит»?

Ребята забрались на заднее сидение подъехавшего такси, Лев остановился возле багажника, чтобы загрузить сумки. Слава встал рядом, хотя его помощь была не обязательна, и сказал так, что слышал только Лев:

- Я чувствую себя странно от того, как они сопротивляются.

Лев подумал: «Я чувствую себя солидарно». Но вслух сказал:

- Забей. Мы взрослые, нам виднее.

Лев взялся за крышку багажника, чтобы захлопнуть его, а Слава, перехватив, остановил его в движении.

- Последняя возможность передумать.

Лев усмехнулся:

- Почему? Можно будет передумать в аэропорту.

Он пытался шутить, но Слава смотрел серьёзно, и Лев сказал ему то, что тот хотел слышать больше всего:

- Всё нормально. Я не передумаю. Поехали.

Три года назад, когда они обсуждали это впервые, он сказал ему то же самое.

«Надо валить», - первое, что он услышал от Славы в тот поздний вечер, на кухне, где они общались вполголоса, чтобы не разбудить Мики. Несколько часов назад, вернувшись из полицейского участка, их сын поведал им свою версию случившегося.

Илья, его одноклассник, обидно шутил, что Слава – гей и болен СПИДом, а Мики, не выдержав обиды и несправедливости, кинулся на мальчика с молотком (который, по счастью, отобрали, и в ход отправились только кулаки). Для Славы всё было однозначно.

- Ты что, не видишь, как это его доводит? – спрашивал он.

- Что «это»?

Слава развернул мысль:

- Как ему тяжело быть частью нашей семьи в этой стране, в этом обществе.

Лев сказал тогда, впрочем, не очень уверенно:

- Думаю, не настолько тяжело, чтобы за молоток хвататься…

- Это нервный срыв. Тебе же сказали.

- А ты не думаешь, что он просто…

Лев посмотрел на Славу, не зная, как это правильней сказать. Он воспитывал Мики уже седьмой год, но так и не чувствовал себя полноправным отцом: каждый раз, когда он хотел сказать Славе что-то неприятное про Мики, он боялся, что обидит этим и Славу, и Юлю, и весь их генетический код, и, может, даже опорочит родословную, и… В общем, это сложно. Сложно говорить что-то поперек кровных уз, всё время чувствуешь себя неуместным.

Лев хотел в тот раз произнести: «…он просто ебнутый». Но не смог. Попытался иначе:

- Он просто… просто не в порядке. И это не связано с нами.

- А с чем связано? – Слава смотрел пристально, не мигая.

Лев стушевался под этим взглядом, как это часто бывало, когда они обсуждали Мики. У Славы оказалась нерушимая монополия на правильные ответы о нём: Мики не балуется, он просто неусидчивый. Мики не капризный, он просто устал. Мики не аутист, он просто интроверт (ладно, потом Лев и сам признал, что про аутиста сказанул лишнего). Но в тот день Мики пришёл домой перемазанный кровью, как персонаж, сошедший с экрана фильма-ужаса – и, если бы такой фильм действительно существовал, Лев не сомневался: это был бы фильм о ебнутом подростке.

Он сделал глубокий вдох, чувствуя себя, как перед прыжком в пропасть, и вкрадчиво проговорил:

- Слава, я просто хочу сказать, что, возможно, в другой стране он будет вести себя точно также, и в другой стране тебе придётся за это отвечать. По-настоящему, а не на педсовете перед училками.

Слава, мотнув головой, вымученно засмеялся:

- Ты всё время