Почти 15 лет - Микита Франко

— Ну… мы думаем об одной, — он торопился сгладить углы: — Но ты уже взрослый, если не захочешь уезжать, можешь остаться здесь. Это всё равно не в ближайшее время, может, через год или даже позднее.

Мики был нетерпелив и, казалось, прослушал все увещевания:

— Так что за страна?

Пришлось признаваться:

— Украина.

Он фыркнул:

— Что? Что за странный выбор?

— Продиктованный, в основном, сменяемостью власти, географическим положением, и темЮ что там тоже живут русские — пояснил Слава. — Я могу получить там гражданство за пару месяцев. А там… Ну, рядом Европа, упрощённое перемещение, и поэтому ближе до демократии и свобод. Лев сможет работать там, не переучиваясь.

— Там нет… — Мики покосился на водителя и сказал одними губами: «гей-браков».

Славу же мало волновало, что о них подумает мужчина, лицо которого он забудет сразу же, как выйдет из машины. Потому отвечал прямо:

— Я знаю. Но там, где они есть, Лев потеряет работу, а он к этому не готов. Это компромисс.

— Странный компромисс.

— На Украине каждый год проводят прайды.

— И каждый год участников бьют.

Слава почувствовал раздражение на сыновий скепсис.

— А что ты хотел? Равные права не падают с неба, они выгрызаются.

— Ладно, — бесцветно откликнулся Мики, отворачиваясь в окну. Его лицо было непроницаемым, но Слава знал, что за этой маской скрывается буря эмоций.

Пришлось напомнить ему:

— Ты можешь не ехать.

Было больно такое предлагать, Слава не представлял, какой будет жизнь без малыша Мики. Ощущение, что он был рядом всегда, и должен быть дальше, пусть не в одном доме, но в какой-то ближайшей зоне доступа. Если они будут на Украине, а он в Сибири… Слава сомневался. Ещё и потому, что знал, как теперь не просто перемещаться между этими странами — в любую сторону.

Но Мики правда был взрослым, и имел право на самостоятельное решение, пускай больше всего на свете и хотелось заставить его уехать.

Таксист напоследок сказал им: «На Украине сейчас делать нечего, все трезвомысящие люди оттуда бегут, у меня дочка там, тоже хочет уехать», и Слава улыбнулся ему из вежливости. На сердце стало тоскливо, и поневоле вспомнился анекдот про «А дайте другой глобус».

Есть ли вообще в этом мире страна, где им будет хорошо?..

— Просто знай, что можешь поменять гражданство, если захочешь, — напомнил Слава, выходя из машины. — Не так уж это и трудно.

Мики покачал головой, звонко закрывая дверцу:

— Вопрос в том, зачем мне это...

Слава, хлопнув сына по плечу, сказал, обходя машину:

— Ну, ты подумай. Времени полно.

— Подумаю, — едва слышно откликнулся Мики.

Но ему не нужно было ничего говорить — Слава знал, каким будет ответ. Он помнил, что говорил Мики — «мой язык, моя культура, моя страна» — и если сын не лукавил (а как же хотелось списать это на подростковый максимализм), он не поедет за ними. Слава понимал это с такой же ясностью, с какой знал о самом себе: он не останется здесь.

Поднявшись домой, они разошлись по разным комнатам, и Слава, прильнув ко Льву в спальне, устало опустил голову ему на грудь. Молчал, но тот правильно услышал его молчание.

— Поговорили? — догадался он, проводя рукой по спине Славы, как будто пытаясь снять с него груз пережитого дня.

— Да, — тихо ответил Слава, чувствуя, как слова застревают в горле.

— И что?

— Думаю, нет.

Лев вздохнул, переворачиваясь на бок и забирая Славу в свои объятия. Его руки были тёплыми и надёжными, как всегда, но сегодня они казались особенно важными — как якорь, удерживающий Славу от того, чтобы утонуть в своих мыслях.

— Наш мальчик вырос, — просто сказал Лев, и в его голосе звучала смесь гордости и грусти. — Придётся его отпустить.

Слава прикрыл глаза, удерживая в них слёзы. Он вдруг подумал, что предпочёл бы растить Мики до двадцати пяти и раздражаться на присутствие ещё одного взрослого человека в квартире, чем разрешить ему остаться в другой стране через год или даже два. Раннее взросление может дорого обойтись — ему ли этого не знать.

Но Мики ведь будет другой? Он будет проживать свою обыкновенную молодость, учиться в университете, заводить друзей, тусоваться до утра — если захочет, — и уж точно не станет ничьим отцом к двадцати. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо… Да?

Ему хотелось без перерыва спрашивать об этом Льва, но он знал, что супруг думает об этом с не меньшей тревогой, чем он сам. Это их первый взрослый. Будет ещё второй.

Как же быстро кончается детство.

Слава прижался ближе ко Льву, чувствуя, как его дыхание становится глубже, спокойнее. Он знал, что завтра снова придётся быть сильным, снова говорить с Мики, снова искать слова, которые помогут, а не ранят.

Но сейчас он просто хотел быть здесь, в этих объятиях, где всё ещё казалось, что время можно остановить, что детство не кончится, что они всегда будут вместе…