Долгая дорога до Грейсленда - Кристен Мей Чейз
– Могу я взять из дома некоторые из своих вещей, и тогда мы…
– Конечно, забирай что хочешь.
Я встала и, глотая слезы, пошла прочь. Какой прок выкладывать ему свою версию наших отношений – у меня просто не осталось сил сидеть и дальше притворяться.
Глава 4
Эль-Пасо – город, в котором я выросла, – трудно описать. Я живу в Бостоне с колледжа и практически избавилась от свойственного техасцам акцента, за исключением изредка вылетающих типичных для южан словечек. Правда, как только я оказываюсь в компании с земляками, то снова начинаю бесконечно растягивать слова, как будто никуда не уезжала.
Будет несправедливо назвать Эль-Пасо типичным приграничным городком. Но начать расхваливать его «уникальную уютную атмосферу» или «колоритную центральную часть» – это все равно что говорить кому-то комплименты по поводу оригинальной и стильной стрижки, когда на самом деле хочется воскликнуть: «Боже, какая же она… короткая!»
Моим друзьям по бостонскому колледжу Эль-Пасо казался полным романтического очарования, а другие уроженцы Техаса, особенно из Далласа или Хьюстона, считают его отсталым и несовременным. Я впервые увидела небоскребы, уже окончив школу, а на такси проехалась в двадцать лет, когда приезжала к подруге в Нью-Йорк…
Возможно, я по-другому относилась бы к своему родному городу, если бы жила за пределами военной базы или если бы мама постоянно не устраивала свои представления. Быть частью небольшого армейского сообщества, живущего в сельской глубинке, – такого я и врагу бы не пожелала.
Хотя, возможно, я необъективна к родному городу, как, впрочем, и… к своей матери.
Дорога из аэропорта вряд ли произвела бы на приезжего приятное впечатление: тусклые оттенки коричневого и серого, отсутствие зелени – как будто вы смотрите через сепию-фильтр. Этот «оазис» сплошь из домов и тротуаров расположен посреди унылой пустыни, со всех сторон окруженной горами. Они носят звучное название «Горы Франклина», но мне кажется, что им больше подходит их оригинальное название – La Sierra de los Mansos – «Скромные горы». В любом случае никто никогда про них не слышал.
Мама уже давно не живет на военной базе, куда они с отцом переехали из Алабамы (в свое время туда из Вашингтона переместилась вся ее семья – в поисках более удачных условий для ведения семейного дела – химчистки). Много лет назад комплекс для пенсионеров стал ее домом, но она не сразу приспособилась к жизни на новом месте. Большинство ее новых соседей хорошо говорили по-испански и плохо по-английски, плюс считали, что она владеет только китайским. Так что маме вначале нелегко пришлось – знакомиться и рассказывать о себе людям, которые плохо ее понимали. Но белая кожа в сочетании с пышными париками и блестящими комбинезонами позволили преодолеть языковой барьер и превратили ее в своего рода знаменитость.
Комплекс носил шикарное название «Солнечные горы Палисейдс», услышав которое вы представляли бы себе ряды домиков в горах, с высокими эркерами, выходящими на поля для гольфа… На самом деле там размещалось несколько внешне непривлекательных кирпичных зданий, больше похожих на общежития колледжа. Одинокий охранник у входа без ворот даже не посмотрел в мою сторону, и я задалась вопросом, в чем, собственно, заключалась его роль? Создавать у жильцов и посетителей иллюзию безопасности?
Дом, в котором жила мама, располагался в самом дальнем уголке территории комплекса. Местоположение давало ощущение, с одной стороны, простора и свободы, с другой – спокойствия и уединения. Помню, как мама радовалась «своему» жилью – ее чувства я смогла понять много позже, переехав в собственную квартиру. Она вышла замуж в девятнадцать лет и сразу же из дома родителей попала в крошечный двухкомнатный коттедж на базе. И хотя с каждым папиным повышением по службе наша семья получала все более просторное жилье (давая маме возможность увеличивать коллекцию, посвященную Элвису), у нее никогда не было по-настоящему «своего» пространства.
Расплатившись с таксистом, я вошла в здание и поднялась на чрезвычайно медленном лифте. Из коридора на меня пахнуло, как из туалета в баре, – дымом и мочой. Мамина квартира находилась в самом дальнем конце. Ярко-зеленая дверь была украшена изящным и скромным – для мамы – веночком из искусственных цветов. Ниже красовалась табличка с надписью: «Здесь живет фанат Элвиса!» Прежде чем я успела нажать на звонок, дверь распахнулась.
– Грейс!
От испуга я аж подпрыгнула.
– Мама! Ты что – стояла у двери?
– Не обольщайся, милочка; просто собиралась проверить почту.
– В таком виде? – пошутила я.
– Что со мной не так… – заволновалась мама, не сразу сообразив, что я шучу. Леопардовая расцветка ее велосипедных шорт чуть отличалась от леопардового же рисунка ее маечки – вместе они создавали причудливый ансамбль. Дополнял наряд ярко-розовый пояс и фирменный мамин парик, прибавивший ей пару сантиметров роста. Да, и туфли на деревянной платформе, с которых она чуть не падала.
– Мне до сих пор не верится, что ты здесь! – проговорила мама искренне – большая редкость на фоне ее обычной склонности прибедняться.
– Ну конечно, здесь. Где же мне еще быть?
Во время разговора я взяла со стеллажа фигурку Элвиса из клипа «Тюремный рок», ощутив под пальцами трещинки и следы клея. Такой Элвис всегда нравился мне больше, чем тот, что выступал в Лас-Вегасе, – с поднятым воротником странного вида плаща[12].
Эта фигурка наверняка была из тех, которые отец пытался разбить в моменты приступов пьяной ярости – надо сказать, достаточно частых. Обычно он не доставал маму по поводу ее коллекции, но в дни, когда случались неприятности на работе, он, выпив несколько бутылок вина, хватал первую попавшуюся из маминых статуэток и швырял в стену. Все это сопровождалось руганью и упреками за глупую трату денег, пока он не отрубался прямо в кресле. Мама тихонько в темноте подбирала все осколки и остаток ночи и весь следующий день занималась восстановлением фигурки. При этом казалось, что весь этот пьяный дебош никак ее не задевает.
Мама взяла Элвиса у меня из рук и аккуратно поставила на место.
– Мам, ты собрала вещи? – спросила я, хотя прекрасно знала, что складываться она начала сразу, как только узнала о моем согласии ехать, – две недели назад.
Мама радостно подскочила ко мне и с такой силой обняла за талию, что я чуть не задохнулась. Ее голова едва доставала мне до груди, что немудрено при моем росте, равному почти ста восьмидесяти сантиметрам. Я возвышалась над ней и выглядела как мать, обнимающая своего ребенка. Все это походило на сцену из фильма о Бенджамине Баттоне[13]. Забавно было наблюдать за теми, кто оказывался рядом с нами в такие минуты: они переводили взгляд с нее на меня, недоумевая, что происходит. В сельской местности штата Техас азиатка всегда привлекала внимание, а высокая азиатка и подавно.
«Рост – единственная хорошая черта, доставшаяся тебе от отца», – любила повторять мама и была права. Мне нравилось быть высокой. Правда, из-за этого в подростковом возрасте было ужасно трудно найти брюки по размеру. До начала 2000-х годов никто не продавал «длинные» или «высокие» брюки – видимо, в те времена женщины выше 172 сантиметров их не носили. Большинство из них смотрелись на мне как бриджи, правда, в тот короткий период времени, когда бриджи вошли в моду, я выглядела настоящей модницей. Из-за роста мало кто решался за мной ухаживать. Нет чтобы быть высокой в средней школе, когда надо мной издевались все кому не лень! Я же вытянулась только в шестнадцать.
– Что за глупый вопрос? – фыркнула мама, показав на огромный старый чемодан, стоявший посреди прихожей. – Конечно, собралась. Осталось только накраситься, и можем ехать. – При этом она помахала перед моим носом целой кипой бумаг. – Здесь вся наша поездка: карты и все прочее.
Я уже было собралась высказаться по поводу бумажных карт, но мне не терпелось отправиться в путь, и я прикусила язык. Когда я шла вслед за ней в ванную, в глаза бросились серебряные застежки на мамином багаже. Я присмотрелась к старому зеленому чемодану, и мне стало не по себе. Словно я только что встретилась с привидением.
Перед каждым выходом из дома время для мамы замирало. И неважно, куда она собиралась – в магазин за продуктами или на гала-концерт, – процесс нанесения макияжа был одинаково мудреным и длительным. Он начинался с нанесения слишком светлой тональной основы, а заканчивался кричащей подводкой для глаз. В итоге исчезали лучшие черты ее азиатской внешности: великолепного оттенка кожа
