Жар - Тоби Ллойд
– Что ты хочешь?
– Ты чудо, спасибо, спасибо.
Она вышла из тени, взяла меня за рукав, и мне показалось неуместным указывать ей на то, что я вообще-то ничего еще не обещала.
– Дело в том, что мне не спится, вот я и хотела почитать на кухне. У меня вечно бессонница, всю жизнь. Дурацкие мысли крутятся в голове, не дают мне покоя.
Я уже знала, что Элси двадцать три года, но в полутьме коридора она выглядела гораздо моложе, лет на пятнадцать-шестнадцать. Особенно когда расплылась в невинной улыбке.
–Ты чего-то хотела, – сказала я.
– Свет. Я не могу включить свет.
– Выключатель слева на стене. Он ниже, чем можно предположить, но, если пошарить, нащупаешь.
– Нет-нет, ты не понимаешь. Мне нельзя включать свет. Это должна сделать ты.
Я растерялась.
– Это запрещено!
Был шабат. Значит, вот он, тот религиозный фундаментализм, от которого отрекся Товия, когда уехал из дома. Меня обескуражило то, что Элси так строго соблюдает традиции; по рассказам Товии я полагала, что она такая же бунтарка, как и он сам. Я сделала, что просили, мы стояли под лампочкой и смотрели друг на друга. Лицо у нее осунулось.
– Ну вот, пожалуйста, – сказала я, – хотя, между прочим, я тоже еврейка.
– Но не по матери, – поправила Элси.
Роли, которые отводят нам как закулисным персонажам в жизни других людей, всегда кажутся неправдоподобными, и когда Элси призналась, что Товия рассказывал обо мне, я решила, что она упомянула об этом из вежливости. Что еще ей известно?
– Свет выключать необязательно, – сказала я. – Его тут все время оставляют включенным.
– Посиди со мной, хорошо?
Она снова взяла меня за рукав.
– Зачем?
– Ну не вредничай.
Я покраснела.
– Я не имела в виду ничего плохого, просто хотела с тобой поболтать, – продолжала Элси. – Я такая идиотка, что оставила книгу, которую думала почитать, в комнате Тувса.
– Тувса?
– Да, а сходить за ней я боюсь, вдруг его разбужу.
Прежде мне хотелось пообщаться с Элси, когда она приедет к Товии, но теперь, когда такая возможность представилась, я замялась. Что-то в ней настораживало меня. Какая-то нервозность. Казалось, она в любой момент может выкинуть что угодно.
– Посиди со мной, пожалуйста! Минут двадцать, не больше. Очень тебя прошу. Тувс отказывается знакомить меня со своими друзьями, а мне так охота узнать, как ему здесь живется.
Ее ладонь спустилась по моему рукаву; Элси погладила мои пальцы. В ярком свете она уже не казалась подростком.
–Ты хотела познакомиться с друзьями Товии? – уточнила я. – Во множественном числе?
Я согласилась побыть с ней минут двадцать, но добавила, что мне нужно выпить. Достала из холодильника пару банок джин-тоника, открыла одну и протянула Элси.
– Пить в шабат тебе можно, правда?
Элси вернула мне банку, покачала головой.
– Лучше не стоит, – сказала она и добавила непринужденно: – Врач запретил.
Меня угораздило предложить коктейль алкоголику – слава богу, что Элси не потянуло на саморазрушение.
– Я ужасно рада, что ты согласилась составить мне компанию, – сказала она. – Ты не пожалеешь. Между прочим, я теперь знаменитость. Мамочка написала обо мне книгу, выставила меня порочной ведьмой северного Лондона! Это, разумеется, чепуха, но народ всему верит.
– То есть тебя это не возмутило?
– Возмутило? Насмешило до истерики.
Слово правильное, но Элси употребила его как-то странно. Я не стала ей говорить, что прочитала книгу, хотя мой экземпляр лежал в ящике менее чем в десяти метрах от того места, где мы с ней сидели.
– И тебе не кажется, что тебя предали?
– Ну надо же, какая ты, оказывается, серьезная юная леди.
Элси принялась задавать мне банальные вопросы о том, каково мне здесь, я вяло отвечала, время от времени она касалась моего запястья, предплечья. Это щекотало мне нервы. Вскоре наш разговор свернул на ее брата. Элси интересовало, какое впечатление он произвел в колледже. Я рассказала ей смягченную версию правды. Призналась, что я восхищаюсь им, но он как-то всех сторонится.
– Не может быть! Наверняка у него куча девушек! Почему ты смеешься? Или вы с ним пара?
– Нет, что ты. Ничего такого. Насколько я знаю, он ни с кем не встречается.
– Ты так говоришь, будто побаиваешься его.
– Может, и побаиваюсь. Немного.
– Но это же смешно! Он просто лапочка. И обожает тебя. Почему ты кривишься?
Как-то не верилось, чтобы Товия кому-то признался, что обожает кого-то. Но кто знает? Если честно, в том семестре я никогда еще не была так счастлива, как после этих слов Элси. У меня было несколько свиданий с парнем из библиотеки, общаться с ним было легко, но мысль об очередной встрече приводила меня в уныние: не хотелось опять выслушивать, кто из нашего потока рано или поздно прославится и почему он голосует за либеральных демократов. Товия же вызывал у меня совершенно иные чувства. Пусть и не только приятные.
– Мало кто из наших общих знакомых назвал бы его «лапочкой», – заявила я.
Элси изумилась. В детстве Товия был добрейшим мальчиком в мире. Никогда ни о ком не скажет дурного слова, всегда угождает родителям и брату с сестрой. Чистый ангельчик, добавила Элси.
– Разве он никогда не злился? – спросила я.
– В детстве – нет. Но последние несколько лет выдались для него… непростыми.
В книге Ханны была семейная фотография, Товии на ней лет шесть. Розентали на пляже, на голове у Товии игрушечное ведерко, и он, щурясь от солнца, размахивает совочком.
Мы сидели на столе в кухне, склонив головы друг к другу, поскольку говорили тихо; наши ноги соприкасались. Порой нам встречаются люди, которые понимают нас без лишних слов. Элси была такая. Она сразу смекнула, что Оксфорду не оправдать все надежды, которые я на него возлагала, и явно почувствовала, что после отъезда из дома и знакомства с ее братом я в некотором смысле лишилась ориентиров, причем сама еще не осознала насколько. Элси сказала, что я чего-то ищу.
– У тебя в душе пустота, верно? И ее нужно заполнить.
Сама не знаю, ответила я, а Элси призналась, что ее любимое имя Бога – Эйн Соф.
– Это значит «беспредельность», нечто абсолютно непознаваемое. Это тебе не Яхве с его окладистой бородой и суровым лицом! Нет, Яхве лишь одна из эманаций: так истинный Бог
