Странствие по таборам и монастырям - Павел Викторович Пепперштейн
– Только лунное небо над нами и нравственный закон внутри нас. Все мы прислушиваемся к сказкам, которых ждет наше сердце. Кто нам их расскажет, эти сердечные сказки? – ворковал Годзилла, как бы впадая в подобие транса. – Кто нам их прошуршит или проскрежещет? В детстве нам рассказывали про черную руку и желтое пианино. А потом мы повзрослели, и нас лишили этих сказок. А нам без них так плохо, так одиноко… Что нам хранить в наших сердцах? Только высокие чувства и скверные поползновения? Вот и все, а мы бьемся между ними, как мотыльки между горящими свечами. В этих высоких чувствах и скверных поползновениях нет полноты, которую мы жаждем найти в потоке сердечных сказок, что превращаются одна в другую наподобие ручьев, сливающихся в реки, озера, болота, облака… Как спасти ожерелье, над которым нависла злая рука? Ответ прост: порвать нить, его связующую. И тогда драгоценные бусины разбегутся врассыпную, и пока вор будет собирать их, его схватят и дадут ему срок. Так разбегаются по миру сердечные сказки…
– Когда я был ребенком, у нас в кантоне рассказывали сказку про Новогоднюю Старуху, – лениво, но звонко произнес Таппертройм. – Довольно страшная сказка, честно говоря. Все знают, что в миг наступления Нового года приходит добрый Новогодний Старик, исполняющий все желания. Но сказка говорила нам, краснощеким, что за час до прихода Новогоднего Старика является Новогодняя Старуха, и она убивает всех, кто не сможет ответить на ее вопрос. Те, кто не скажет правильного ответа, не доживут до встречи с Новогодним Стариком.
– И что же это за вопрос?
– Запамятовал, – блаженная улыбка проступила на лице Таппертройма, облитая лунным светом. – Здесь был костер, – сказал Це-Це, указывая на землю меж камней, где чернело выжженное пятно.
– Да, раньше мы тут часто разводили огонь по вечерам. А теперь зажигать огни за пределами лагеря строго запрещено. Степь только с виду тиха, она полна глаз и ушей – да особенных ушей, вытянутых, с длинной мочкой и острым краем. Я сказал тебе, Зевс, что времена нынче мирные. Увы, это не так – неспокойно у нас. Горные эльфы балуются, показывают свои зубы. Воевали мы, бывало, с духами, теперь воюем с эльфами. Сволочь мелкая, но опасная. Ну да, видать, такая уж выпала нам солдатская судьба. Ты вот говоришь, что Лютик наш тут нелегально стоит. А твой лимон, он что, легально тут вырос и светит? Я могу шлепнуть вас прямо здесь и сейчас, пока на душе хорошо, а деньги забрать себе. И никто никогда не хватится ни Зевса, ни витамина «це», ни мистера Це-Це. Но я этого не сделаю.
– Если б ты был на такое способен, я б к тебе не приперся, – вяло сказал Зео.
– А я на все способен, Громовержец ты мой родной. На все-всешеньки. Но, во-первых, наш лагерь поддерживает добрососедские отношения с твоей Республикой Радости. А во-вторых… Если вы хотите действительно понять, почему я не убью вас, то выслушайте сказоньку. Это сказонька сердечная, то есть прямо из самого сердца рассказанная. Она о глубокой древности, о той древесной древности, когда над Африкой носились снежные вьюги, а в ее сердцевине возводили ныне забытые храмы и монастыри.
Уотсон тем временем смастерил еще один джойнт. Майор поднес его к сморщенным устам, щелкнул зажигалкой, вдохнул терпкий дым. Его крошечные искрящиеся глаза смотрели на Луну, голос свернулся в подобие золотого ручейка, и он повел рассказ о древних белокожих цивилизациях в Африке.
Глава двадцать вторая
Древние белокожие цивилизации в Африке
В 1944 году, когда в Европе и в Северной Африке шли бои, один немецкий офицер в силу обстоятельств дезертировал из угасающих армейских подразделений Роммеля. Хоронясь от своих и чужих, а более всего опасаясь попасть в британский концентрационный лагерь, этот Висс (так звали офицера) скитался, переодевшись бедуином, и ленивая и черноокая богиня скитаний уводила его все глубже в душные просторы мучительного континента, которые Висс успел возненавидеть всеми фибрами своей хорошо образованной души, хотя юношей мечтал об Африке. Образование, которое Висс получил в Мюнхенском университете на кафедре сравнительного языкознания, спасло его: он знал языки, а те, что не знал, усваивал быстро и с поразительной легкостью. Он кое-что знал и о народах, населявших континент, да и внешность ему досталась совершенно южная: жгучие черные глаза, бурое лицо, толстые сухие губы. Несмотря на столь знойный облик, Висс разделял расовую теорию партии, в рядах коей состоял с 1923 года. Гитлера обожал, а евреев и англичан ненавидел, особенно англичан, поскольку именно этот северный народ нанес ему в ходе войны некоторые раны, которые затем трансформировались в неотвязные и изнурительные болезни. Таким – больным, запуганным, эрудированным, но также очень выносливым и изворотливым – мы видим Висса, облаченного в темно-коричневый бурнус, в тот момент, когда он упал с верблюда и получил удар ножом.
Все произошло неожиданно: он двигался в составе довольно долгого каравана, сонно покачиваясь на спине длинноногого верблюда, и тут некий всадник на быстрой арабской лошади, всадник, с ног до головы закутанный в черное, с закрытым лицом (сверкали над повязкой только его глаза), нагнал его и на скаку ударил ножом. Висс упал, умер. Нет, не умер, а потерял сознание, и когда сознание вернулось к нему, гигантское красное вибрирующее солнце висело, соприкасаясь нижним краем с изломанным скалистым горизонтом. Каравана и след простыл. Бурнус пропитался кровью, но Виссу повезло – нож не задел жизненно важных органов. Виссу повезло и в другом: он забрался так далеко на юг, что здесь пески и сушь уже не властвовали, вокруг чернели деревья и журчали источники. Не оазис, а гигантское плато, изрезанное глубокими щелями, поросшее низким лесом и щедро омытое ручьями. Висс очнулся, но падение есть падение: мозг его сделался вибрирующим солнцем. С удивлением он обнаружил возле себя некий текст, написанный на песке окровавленным пальцем, – немецкий текст, и почерк он узнал – этот почерк встречался ему в его собственных дневниках. Не подлежало сомнению, что это он сам написал этот текст, находясь в бессознательном состоянии.
Попятилась тигрица Паула назад, к землям пустынным, потому что не могла наблюдать, как прожорливые кочевники убивают ее племя и ее тигрят отталкивают палками. В пустыне она встретила принца Пауля, и он приручил изнемогающую хищницу и открыл для нее пристанище в
