Почти 15 лет - Микита Франко
С Максом вот было не смешно. Секс с Максом был похож на бесконечную несмешную шутку, такую несмешную, что даже неловко. Но Макс, конечно, был в этом не виноват. Со Львом они друг друга любили, а это, наверное, тоже чего-то стоило.
Макс шёл рядом, провожая его до дома, и рассказывал про подвисной мост в парке Капилано – мол, отличное место для свиданий, надо как-нибудь съездить. Слава кивал, слушая, а у самого мысли слиплись в сплошной комок, где одна стала не отличима от другой: где Лев как там Лев как дела у Льва скучаю по Льву хочу ко Льву люблю Льва Лев Лев Лев А потом из сознания выныривал неожиданный вопрос: «Какой ещё мост в парке Капилано? Зачем?», и снова: «Я хочу ко Льву».
Когда они свернули на Джепсон-Янг-лэйн, почти сразу оказавшись перед Славиным домом, тот начал торопливо прощаться:
- Всё, пока, - он чмокнул Макса в губы. – Я напишу.
- Насчёт моста?
Слава чуть не спросил: «Какого моста?». Опомнившись, кивнул:
- Ага. Пока, - и заспешил домой.
- Пока. Люблю тебя.
Слава сделал вид, что не услышал этих слов.
Подходя к лестнице, он поднял глаза и столкнулся нос к носу с другом-переростком своего сына. Тот смотрел на Славу несколько удивленно – то переводя взгляд за его спину (видимо, на Макса), то опять на самого Славу.
«Заметил», - с мрачным раздражением подумал мужчина.
- Здравствуйте, мистер Франко.
Как и все в Канаде, он неправильно произнёс его фамилию: на манер испанского диктатора. Слава не стал его поправлять.
- Привет, Майло, - коротко ответил он, проходя мимо парня вверх по лестнице.
Интересно, насколько далеко зашла толерантность в Канаде? Уважают ли канадские школьники право чужих отцов тайно целоваться со своими любовниками? Слава надеялся, что да.
Уже в подъезде он вытащил телефон и написал Максу: «Нас видел друг моего сына».
Макс спросил: «Ну и что?»
«Он ему расскажет»
Макс опять: «Ну и что?»
«Мики разозлится. И, наверное, расстроится»
А Макс написал: «У тебя абьюзивные отношения не только с бывшим, но и с сыном что ли?»
И тогда уже разозлился Слава. Одной рукой он сердито вертел ключ в замочной скважине, а второй быстро набирал сообщение:
«Он не мой «бывший», он мой муж. А с сыном у меня нормальные отношения, и тебя они не касаются».
«Ахуенные новости», - написал Макс.
«Ага», - ответил Слава, и поставил точку – так делал Лев, когда злился.
Макс больше ничего не сказал. Стало ясно: они впервые поссорились.
Почти 15 лет. Лев [33]
Он взял белую кружку с аляповатыми розами, выстланными по кругу, откупорил уже начатую бутылку виски и плеснул на дно. Бутылку, тщательно закрутив, спрятал обратно в сумку – больше хранить было негде. Только он поднес кружку к губам, как на входе в гостиную прошелестели чьи-то робкие шаги. Мысль: «Выпить или вылить?» стремительно промчалась в его голове, но он поставил кружку на столешницу и сделал вид, что она вообще не его. Выплеснуть в раковину было бы слишком заметно. Залить в себя… Тоже слишком заметно – вдруг пришлось бы заговорить? Поэтому он встал чуть в стороне – так, может, и не спросят.
Из-за угла показалась Юля. Девочка, сминая в руках подол ночнушки с единорогами, несмело ступала босыми ногами по мягкому ковру и с любопытством глядела на Льва. Он, бросив взгляд на часы на духовке (почти полночь!), строго спросил:
- Ты почему не спишь?
Строгость получилась напуская, не такая настоящая, как с собственными детьми. Как будто он только прикидывался строгим. И Юля его раскусила, лукаво заулыбалась:
- А ты почему?
- Я… сейчас лягу.
Не соврал: диван в гостиной уже был разложен, он бросил на него подушку и одеяло, любезно предоставленные сестрой.
Юля посмотрела на кружку с розами.
- А что ты пьёшь?
- Чай.
Мики он говорил то же самое, когда тот звонил перед сном. Если верит пятнадцатилетний ребёнок, значит, и пятилетний поверит?
Но Юля, встав на цыпочки, потянулась к кружке:
- А можно мне тоже?
Лев поспешил отодвинуть дорогущий виски подальше от детских рук:
- Нет, это чай для взрослых!
- А можно мне обычный чай?
Юля, положив подбородок на столешницу, подняла на него голубые глазенки и посмотрела с такой мольбой о помощи, словно выпрашивала милостыню. У Льва дрогнуло родительское сердце – жалко стало…
- Тебе спать пора, - напомнил он, стараясь держаться строго.
- Я не могу уснуть.
- Почему?
- Ты шебуршишь.
- Я перестану ши… ш… вот это делать.
- Шебуршать.
- Да.
- Ты не умеешь выговаривать «шебуршать»?
Лев закатил глаза:
- Умею, конечно.
- Тогда скажи «шебуршать».
Лев впервые не понимал, в каком порядке ему нужно поставить буквы в слове, чтобы правильно его произнести. Странно, вообще-то он даже в детстве все буквы знал...
- Шебрш… Так, ладно, иди спать.
Юля опять повторила:
- Я не могу уснуть.
Лев подумал, что, если спросит: «Почему?», она опять скажет про «шебуршать», и всё начнется по второму кругу. Поэтому он спросил:
- И что делать?
- Можно с тобой посидеть?
- Я уже ложусь спать.
- Можно с тобой полежать?
- Зачем?
Она пожала плечами.
- Так спокойней.
- Может, ты тогда пойдешь к этим… - Лев замялся, вспоминая слово. – К своим родителям. И с ними полежишь.
- С ними я уже лежала раньше, а с тобой нет.
Лев тяжело вздохнул, скосил взгляд на свой «чай» и с мучительной жаждой подумал, как же хочется выпить. Он предпринял ещё одну попытку:
- Со мной лежать неинтересно.
Юля выпятила нижнюю губу в показушной обиде – жест, знакомый ему со времен воспитания маленького Мики. Только с Мики Лев был не подкупен: то ли от того, что уже привык к этим манипуляциям, то ли девчонок просто хотелось больше жалеть. Эта девчонка ещё и на Пелагею была похожа, как две капли воды…
Лев взял кружку в руки, скрипя сердцем вылил её содержимое в раковину, сполоснул
