Три пары - Лорен Маккензи
Фиа дрожал в объятиях Дермота.
– Хочешь поспать в моей постели?
Он почувствовал легкий кивок на своем плече, и они осторожно спустились вниз.
Глава 35
У нас есть целый день
От каждого шага, каждого маленького толчка у Конора болело в груди: болело, когда он принимал душ, чистил зубы, одевался. Боль мешала дышать. Его руки дрожали. Зрение было размытым. Он не спал уже двадцать девять часов: опоздал на работу и не смог найти ключи от машины. Он носился, переворачивая все подряд, когда увидел ключи у Дермота.
– Я никуда тебя не отпущу, сынок. С тобой сейчас никому не безопасно.
– Со мной все в порядке, па. Отдай мне ключи.
Дермот протянул ему чашку чая:
– Возьми это и заткнись. Я уже позвонил в клинику и сказал, что тебя всю ночь рвало.
– Какого хера!
Ложь Дермота нельзя было опровергнуть, не выдав себя перед коллегами. Он сел и выпил чай. Фиа, тихо сидевший на табурете у кухонного островка, внимательно наблюдал за ним. Конор попытался улыбнуться:
– Доброе утро.
– Где мама?
– Она осталось у подруги с ночевкой, – сказал Конор.
– Почему ты был таким злым? Ты заставил ее заплакать.
Конор должен был догадаться, что Фиа сразу же приступит к расспросам. Таким они его воспитали. Конор обратился к Дермоту. Пожалуйста, помоги мне.
– Это взрослые дела, – сказал Дермот. – Я уверен, он извинится, когда увидится с твоей мамой.
В детстве Конор был сбит с толку ссорами своих родителей: он никогда не видел, чтобы они извинялись, как заставляли делать его. И как же это смущало, когда однажды, как по волшебству, они снова начинали разговаривать.
– Пора идти, – сказал Дермот. – Возьми свой рюкзак, Фи.
Конор раскрыл объятия, и Фиа побежал к нему.
– Давай, молодой человек, возьми свой рюкзак.
Фиа поспешил прочь.
– Я скоро вернусь, – сказал Дермот Конору. – Не делай ничего опрометчивого. Вообще ничего не делай. Ты в плохом состоянии.
– Ты знал про Фрэнка?
– Фрэнка? Вашего друга? Самого громкого? Так вот в чем дело?
Дермот отвернулся от него. О чем бы он ни думал, он не хотел, чтобы Конор догадался. Когда он обернулся, его глаза были как стекло.
– Поверь мне, сынок, я ничего не знал. Я вижу, что ты злишься, любой бы рассердился, но то, что произошло прошлой ночью, не должно повториться. Ты опозорился.
Конор пошатнулся:
– Роман у Беа, а опозорился – я?
Дермот помедлил.
– Она не должна была так поступать. Но ты ее вышвырнул. Прямо перед ребенком.
Конор больше не мог сопротивляться. Стыд пронзил его, как нож.
Фиа вернулся с рюкзаком, его внимание переключалось с одного на другого. Дермот взял его за руку и вывел за дверь.
Конор остался в доме один, один, как никогда раньше. Дом как будто принадлежал кому-то другому. Было тихо, не считая его телефона, который все утро вибрировал от звонков и сообщений, но все они оставались без ответа. Все от Беа, за исключением одного от Евы вчера вечером и одного от Шэя сегодня утром. Шэй оставил эмоциональное голосовое сообщение. Беа с ними, говорил он, она ничего не рассказала, но очень расстроена. Он предложил выслушать, без осуждения, не занимая ничью сторону. Из их друзей Шэй, вероятно, был единственным, кто, по мнению Конора, мог предложить это искренне, но Конор не был готов никому ничего рассказывать. Беатрис была единственной, с кем он хотел поговорить. Беатрис из прошлого, которая любила его и знала, когда он реагирует слишком или недостаточно остро. Беатрис, которая бы знала, что делать. Беатрис, которой он доверял, ушла навсегда. С тем же успехом она могла быть мертва.
Беатрис позвонила в дверь через девять минут после того, как он написал ей сообщение. Он собрал для нее целый чемодан, но еще не решил, пригласит ли войти или отправит восвояси. Он лишь знал, что надеется, что она страдает так же, как и он.
Она стояла перед ним во вчерашней одежде. Волосы обвисли, лицо бледное. Конор поставил ее чемодан у двери. Она проигнорировала его.
– Пожалуйста, можно мне войти? – Он двинулся по коридору, позволив ей следовать за собой.
– У нас в распоряжении целый день. – сказал он ей. – На разговоры и все такое. Папа не вернется, пока я не напишу. Хочешь… – Он удержался от того, чтобы предложить ей напиток.
– Да, кофе. – Она уже была на полпути к кухне, чтобы сварить его самой, как делала тысячи раз раньше, но затем остановилась, и он увидел, что она сомневается, стоит ли. Это он решил, что правила изменились, или она? В любом случае он наслаждался ее неуверенностью.
– Я не собираюсь делать его за тебя, – сказал он.
Она взяла чашку и включила их дорогую итальянскую кофемашину, все время оглядываясь на него. Каждый день она варила кофе в одном и том же порядке. Поставить маленькую фарфоровую чашку на блюдце, дважды нажать на кнопку одинарного эспрессо вместо двойного. Она настаивала, что так кофе выходит крепче. Затем она всегда вставала у кухонного островка, клала на него левую руку и выпивала кофе двумя глотками. Закончив, ставила чашку и блюдце в посудомоечную машину. Сегодняшний день ничем не отличался, за исключением того, что посуда для завтрака все еще ждала отправки в посудомоечную машину. Она сполоснула миску.
– Не надо. Оставь.
Она отступила.
– Как Фи?
Конор пожал плечами:
– Он был в порядке. Он в школе. Нам нужно договориться о том, что ему сказать.
– Про что?
– Про то, что ты трахалась с Фрэнком.
Она приняла удар и снова взяла себя в руки.
– Ты хочешь рассказать ему? Ты правда этого хочешь?
– Я ничего не хочу ему рассказывать. Но он заметит, что его мать здесь больше не живет.
– Ты это не всерьез? – Она осталась у островка, глядя на него сверху вниз. Провела пальцем по серебристой полосе, идущей через мраморную столешницу.
– А что, Фрэнк не собирается бросать Лиззи и жить с тобой?
– Нет.
– Значит, это не история любви?
– Я люблю тебя.
– Чушь собачья.
– Я никогда не переставала любить тебя.
Конору не нравилось, что она смотрит на него сверху вниз. Он поднялся с дивана и начал ходить.
– Фрэнк. Фрэнк гребаный Дюркан. Вот чего я не понимаю. Он придурок, который думает, что он лучше всех остальных. Он что, оказался потрясающим в постели? Объясни мне? Я хочу понять.
– Конор…
Он невольно приблизился к ней. Заставил себя рассмеяться.
– Потому что со стороны непохоже на это.
