После завтрака - Дефне Суман
Настроение окончательно испортилось. Если Фикрет к нам приехал, значит, обязательно начнет уговаривать меня продать квартиру. Поэтому и про стройки речь завел. Ох! Пока шли, я все хмурилась. Открыла дверь своим ключом. Неджла закончила уборку и теперь растапливала сливочное масло для эзогелина[70], одновременно растирая на тарелке красный перец с сушеной мятой. Во всем доме пахло как в закусочной. Я открыла окна в гостиной, и в комнату вместе с ароматным весенним ветерком проник шум со стройки.
– Я скажу Неджле, чтобы приготовила тебе кофе. Или ты будешь чай?
Фикрет застыл посередине нашей несуразно большой гостиной, глядя на вещи, среди которых прошли его детство и юность. Мы с Уфуком не стали менять мебель. Когда я жила здесь вдвоем с отцом, это тоже не приходило нам в голову. Он постоянно уезжал по делам. Потрепанная обивка кресел, потускневшая полировка и выцветшие шторы меня тоже не смущали. Никогда. После того как отец переехал в Таиланд, а Уфук – сюда, старая мебель в скандинавском стиле внезапно снова вошла в моду; когда ее стали реставрировать и продавать за бешеные деньги в мастерских на улице Чукурджума, я поняла, как правильно мы сделали, что не поменяли даже обивку на креслах. Моя лень оказалась полезной. Книжный шкаф, который сделал папин знакомый из Анкары еще до моего рождения, до сих пор набит мамиными книгами.
– Спасибо, Нур. Я ничего не буду пить. Я теперь отказался от чая и кофе.
– Есть травяной чай. Шалфей, ромашка, мята. Неджла! Подойди на секунду.
Я села на диван у окна. Где мой табак? Блуждающий по мебели, книгам, картинам на стенах взгляд Фикрета действовал мне на нервы.
– Садись, Фикрет. Не стой как гость. Это и твой дом.
Я сказала так без всякой задней мысли, но по лицу Фикрета пробежала тень. Мы так пока и не решили вопрос с этой квартирой. Принадлежала она в равных долях нам с братом, но Фикрет отказывался брать с нас арендную плату. Уфука это расстраивало. Фрейе, не сомневаюсь, это тоже не нравилось, и она капала мужу на мозги: надо продать эту квартиру. Ей хотелось получить половину вырученной суммы и покончить на этом с проблемой. Но я была решительно против. Такое положение дел, как всегда бывает с нерешенными и отложенными семейными спорами о деньгах, тоже способствовало нашему постепенному отдалению друг от друга. Тем более что мы никогда, даже в детстве, не были особо близки.
– Знаешь, я ведь здесь впервые с того дня.
Я открыла рот, чтобы спросить, какой день он имеет в виду, но, увидев, что брат с глубокой грустью смотрит на ковер из овечьей шкуры на полу, передумала. Вместо этого я сказала:
– Не может быть, Фикрет. Ты ошибаешься, – и начала поспешно соображать, навещал ли нас Фикрет после того, как мы с Уфуком поженились.
Вспомнить не получалось. В годы перед замужеством я жила здесь одна. Отец влюбился в таиландку, поручил управление компанией партнеру и переехал в Бангкок. Мачеха была всего на два года старше меня. И на три года младше Фикрета. Перед тем как переселиться с молодой женой в один из бангкокских небоскребов, отец совершил благородный (или предусмотрительный) поступок: передал право собственности на квартиру нам с братом. Фикрет был зол на отца. Наверное, за то, что тот не проявил уважения к маминой памяти. Или потому, что его новая жена была слишком молода. Не знаю. Сердился он и на меня, поскольку я одна заняла огромную квартиру. А до того, как уехал отец? После того, как не стало мамы? Мы с папой жили здесь вдвоем. Фикрет был занят детьми. Огуз был совсем еще маленький, Селин только что родилась. Разве он не приходил сюда с детьми, чтобы они повидались с дедушкой? Не помню. Я тогда была репортером. Просыпалась в чужой постели, забегала на минутку домой и мчалась, как ветер, туда, где меня ждали новости. По сравнению с мировыми проблемами и бедственным положением человечества, которое надлежало спасти, визиты брата не имели никакого значения. А до этого… До этого Фикрет обнаружил маму в окружении пустых бутылок и отвез ее в больницу.
– Не напрягай понапрасну память. Я сознательно обходил этот дом стороной. Подсчитала, сколько лет прошло?
Неджла принесла кофе. Фикрет отказался. Травяной чай тоже не захотел пить. Я взяла свою чашку и вернулась на диван. Хотелось поджать под себя ноги и откинуться на спинку, но слишком уж серьезное выражение было на лице у брата и слишком пряма была его спина.
– Двадцать четыре. Шутка ли, Нур, двадцать четыре года прошло. За это время выросло целое поколение. Вот Огуз, например. Он уже взрослый мужчина. Селин ждет не дождется, когда начнет жить отдельно.
Я встала, сходила за сумочкой, которую оставила в прихожей у зеркала. Неджла повязала платок и уже надевала плащ. Я сунула руку в сумочку, пытаясь найти кисет, но вместо него нащупала выданный мне воротилой Метином конверт, теперь уже не такой пухлый, поскольку в нем лежали евро, и настроение упало до нуля. Нужно же еще будет рассказать Уфуку об этом деле. Неджла тихо, как мышка, выскользнула за дверь. Вот бы и Фикрет ушел. Тогда я успею до прихода Уфука выпить чуток коньяку и собраться с мыслями.
С сумочкой в руках я вернулась в гостиную и опустилась на диван. Снова попыталась найти табак, но на этот раз в руку скользнул телефон. Уфук звонил. А я не услышала. Нужно ли отпраздновать первый за столько лет визит Фикрета? Я размышляла, не следует ли пригласить брата остаться на ужин, когда он вдруг спросил:
– Нур, ты не знаешь, как получить доступ к старым газетным архивам?
– Что? В смысле? Насколько старым?
– Весьма старым. Начала двадцатого века.
– То есть к тем, где лежат газеты времен Османской империи? Нет, дорогой. Я даже не знаю, где какие газеты хранятся. Но, допустим, мы их нашли. Кто нам эти газеты прочитает? Ты что ищешь-то?
– Я… Ты только не смейся, хорошо? У меня в голове засела одна мысль. Имеющая отношение к нашему прадеду.
– Какому прадеду?
Я наконец-то нашла табак в кармашке и стала торопливо сворачивать самокрутку. Йог Фикрет наверняка начнет ворчать.
– Я имею в виду отца Ширин Сака.
– Невзата? Или он приходился ей дядей? Чей был особняк в Ускюдаре?
Я лизнула папиросную бумагу и заклеила самокрутку. Стряхнула прилипшие крошки табака, закурила. Посередине гостиной, между мной и Фикретом, повис табачный дым. Я положила зажигалку на
