Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
– Как бы его не укачало, – сердито предупредила Рената.
Иван покосился на нее, потом подхватил малыша, поднес к своему лицу и сказал: «А мы бы вытерлись!» – и поставил его на землю рядом со смеющейся матерью.
На Чезаре неожиданно напал кашель, он поднес платок ко рту, и жена спросила:
– Все нормально?
– Да, все хорошо, – ответил он, опустив руку в карман. – Сегодня мы надышались этой гадостью.
– Вот именно, гадостью, – веско произнес Паоло, подняв глаза к черному, как деготь, небу. Без единого пятнышка.
– По-моему, завтра – просто прекрасно, – заявила Виола.
Рената улыбнулась:
– Чудесно, я рада, очень рада, созвонимся утром и решим, пойдем в парк или нет.
– Вас отвезти домой? – спросил Чезаре.
– Папа, нам два шага до дома, к тому же мы, наверное, заберем коляску, она осталась на площадке.
– Коляска, – прошептала Виола себе под нос.
– О’кей, – ответил Чезаре, – тогда мы пойдем.
Он ждал Ренату, которая подошла к внуку и поцеловала его в лоб:
– Завтра приедешь к бабушке, и, если захочешь, я покатаю тебя на лошадке, как папу. Цок-цок, цок-цок!
Ребенок рассеянно смотрел на нее, сжимая в руках фотографию.
– Бери, я тебе ее дарю, – сказала Рената, погладила Элиа по щеке и повернулась к Виоле: – До свиданья, дорогая!
Потом она шагнула к сыну, обхватила его лицо и прижалась лбом к его лбу, как в ту пору, когда он был маленьким, в далекую, непродолжительную эпоху междуцарствия, когда они были только вдвоем.
В этом любовном прикосновении Паоло ощутил сочувствие матери: они с ней оба постарели и утратили силу. Он крепко обнял ее за плечи, потом смотрел, как она разворачивается и, прихрамывая, идет рядом с Чезаре к машине, припаркованной во втором ряду. Муж открыл ей дверцу, и она грузно опустилась на сиденье.
Чета Манчини исчезла в темноте, Виола, почувствовав, как холодный ветер задувает под пальто, подняла воротник, оглядела пустую улицу, прикидывая, стоит ли заходить за коляской, хотя за ночь она наверняка отсыреет. До дома идти было ближе, чем до парка, четыре улицы – и они на месте, просто пересечь квартал, и все. Она подумала, что этот район был похож на их семью: его построили за пять минут, на чистом энтузиазме, сначала густо заселили, потом забросили, и он опустел. Безликие улицы, мутные мысли.
– Вио, пообещай, что мы с ним еще увидимся, хорошо? – заявил Иван, заглядывая в глаза Элиа. – Он такой классный!
Иван светился юностью.
– Обещаю, – ответила она, а Паоло тем временем схватил ребенка и попытался повторить движение Ивана: посадил его себе на плечи.
Виола поцеловала Ивана, погладила по голове, почувствовала под пальцами тоненькие волосы, шелковистые, словно муслин.
– Спасибо, – сказала она, пытаясь сглотнуть комок в горле.
– Ну что ты, ладно тебе, я же знал, что мы его найдем.
– Да, – прошептала она, – ты оказался прав.
– А сейчас вы хорошенько поужинаете, и баиньки. Виола, дай мне свой номер телефона.
Когда она диктовала цифры, а Иван стоял, склонив голову, она почувствовала, что это родной человек, часть ее самой, отголосок прошлого, но так и не поняла, почему этот парень так важен для нее. Ее просто тянуло к нему.
Паоло протянул руку, и Иван молча стиснул ее. В тишине сухо хрустнули пальцы. Они обменялись понимающими взглядами. Мужчины общались жестами. Тот, что моложе, сел на мопед, надел шлем, зажав сигарету в зубах, прищурился и завел мотор; они стояли и смотрели ему вслед, пока он не исчез в глубине улицы. Потом повернулись и неспешно направились к дому.
– Я жутко устал, а ты? – спросил Паоло.
– Выжата до капли.
– К тому же хочу есть.
– Я тоже.
– Нам надо что-нибудь подарить Агнес, как ты считаешь?
– Безусловно.
– Что бы это могло быть?
– Может, что-нибудь для Берта…
– Ты его видела? Ему ни до чего нет дела, вечно улыбается, силы хоть отбавляй.
– Думаю, когда у тебя такой ребенок, ты становишься более стойким, более приспособленным к жизни.
– Или более уязвимым, более печальным.
– Необязательно, по-разному бывает. Она, несомненно, неординарный человек. К тому же она шведка…
– А это тут при чем?
– Не знаю, мне всегда казалось, что шведы в чем-то сильнее нас, потому что на самом деле они более одиноки, ты понимаешь, о чем я?
– Нет. Ты часто видишь ее в парке?
– Да, вижу, но она ходит за Бертом как привязанная, так что мы с ней разве что парой слов перекинулись. Я так удивилась, что она знает мое имя, а я вот не была уверена, что ее зовут Агнес. Мы познакомились, но чтобы разговаривать… мы с ней почти не общались.
– А ее муж, он какой?
– Я его не помню. Если честно, я вообще не помню, видела ли его когда-нибудь в парке. Мне кажется, сегодня утром я наткнулась на него в Аудиториуме. До меня это только сейчас дошло…
– Ты растерялась в сегодняшней суматохе.
– Да, я не сомневалась, что телефон у меня украла цыганка, что Элиа забрала Дора, а оказалось, что прав был ты.
– Мма… ма…
– Что, милый? Хочешь к маме на ручки?
– Ну вот, мой хороший, ты, наверное, проголодался.
– Давай закажем пиццу.
– Да, пиццу. Я – за. А пока что выкупаем Элиа.
– Мне нужно сделать пару звонков по работе. А потом все, хватит. Я его сам искупаю, а ты отдохни.
– Сегодня твои родители вели себя так мило. Они… Мне так приятно, что они пригласили нас завтра в гости.
Паоло улыбнулся, вид у него был довольный.
– Что скажешь? – поинтересовалась Виола.
– Мне тоже приятно. Сегодня что-то сдвинулось…
– В каком смысле?
– Знаешь, не могу это объяснить, но думаю, что мы сблизились… Наши отношения изменились… Даже с Иваном…
– Особенно с Иваном.
– Почему ты говоришь «особенно с Иваном»?
– Потому что он необыкновенный. Он очень поддержал нас, для меня это очень важно. Он тебя любит, ты в курсе? Спрашивал, сердишься ли ты, что он поселился в пристройке к магазину.
– И что ты ему ответила?
– Что ничего об этом не знаю. Он чувствует, что ты на него злишься.
– Тут другая причина.
– Но он об этом не знает. Он же ни в чем не виноват. А за неведение наказывать нельзя.
– Невозможно все взять и забыть.
– Может быть, да.
– А может, нет.
– И что
