Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
– Эй, мы милые и воспитанные, ты помнишь?
Мальчик затих, и мать встала.
– Если хотите, увидимся в парке… прямо завтра, если не будет дождя, о’кей? – предложила Агнес, сверкнув белоснежной улыбкой. Она поцеловала в щечку Элиа, и тот смущенно зарылся лицом в плечо матери: – Пока, малыш!
– Спасибо, Агнес, большое спасибо, – сказала Виола, и Паоло положил ей руку на плечо. – Если бы не ты…
– Пожалуйста. – Агнес повернулась к сыну: – Давай, попрощайся!
– Пока-пока! – несколько раз повторил Берт, подняв левую руку, и медленно закрыл за ними дверь.
Виола, державшая на руках Элиа, привалилась к стене, а следом за ней и Паоло. Оба молчали, несколько секунд смотрели на своего ребенка. Они нашли его, и это был бесценный дар. Чудо.
Он вздохнул:
– Судьба впервые нам помогает…
– Это верно, – согласилась Виола, отстранилась от стены и посмотрела на рисунок, приколотый к двери, прищурилась и спросила у Паоло: – Этот колокол похож на тот, что изображен на гравюре Дюрера?
– Что? – отозвался Паоло, уже начавший спускаться по лестнице.
– Статья, которую ты читал сегодня утром, о гравюре немецкого художника.
– Не понимаю, о чем ты говоришь. Я не покупаю такие газеты, скорее ты.
– Газета лежала у тебя в кабинете.
– Серьезно? – насмешливо произнес Паоло и открыл дверь на улицу.
Иван сидел на мопеде, рядом стояли Чезаре и Рената. Она резко обернулась и направилась к ним, припадая на левую ногу, спешила что было сил, чтобы скорее увидеть внука. Она протянула руки к совершенно растерявшемуся малышу, перевела взгляд на Виолу, и та воскликнула с дурацким энтузиазмом:
– Смотри, вот и бабушка!
– Солнышко мое, – засюсюкала Рената и погладила малыша по лбу, потом осторожно, кончиками пальцев с перламутровым маникюром, притронулась к головке малыша, который затаил дыхание от удивления.
– Что вы здесь делаете? – сурово спросил Паоло.
– Иван позвонил и сказал, что вы его нашли, мы еще далеко не уехали… и вернулись, чтобы поздравить вас, – объяснил Чезаре, подошел к Ренате и тоже наклонился к внуку: – Ну что ж, малыш, с возвращением!
Кончиками двух пальцев он легонько ущипнул Элиа за кончик носа, мальчик улыбнулся, и Чезаре невольно улыбнулся в ответ; выражение его лица совершенно изменилось, глаза, лоб и даже уши словно отодвинулись назад. Виола поймала себя на мысли, что такую улыбку Чезаре она, кажется, видит впервые, и Элиа, наверное, тоже.
– Паоло, он копия ты в том же возрасте.
– Это точно, – подтвердила Рената, открыла сумочку и вытащила портмоне, где между купюрами хранила их с Паоло старое цветное фото.
Ему было два года, он сидел верхом на пони, одетый в короткие фланелевые штанишки и красный свитер в полоску, в ботиночках на толстой упругой подошве. С Элиа его роднило выражение странной растерянности и изумления, свойственное этому возрасту. Цвета были другими. Рената стояла рядом с Паоло, обвязывая его страховочным поясом, на ней был желтый хлопковый свитер и удлиненная юбка, она была стройной, подтянутой, лучезарной. За ними в прозрачном небе виднелась радуга, такая яркая, что казалась подрисованной. Виола почувствовала, как у нее сжалось сердце, но она не понимала почему: то ли потому, что нашелся Элиа, то ли потому, что родители Паоло появились так неожиданно, или виной всему была фотография маленького Паоло с Ренатой, в позе которой отражалась гордость за сына, сидевшего верхом на лошадке… У Виолы не было ни одного фото вместе с Элиа, ей никогда не пришло бы в голову с такой же сияющей улыбкой смотреть в объектив по одной простой причине: она не была счастлива. Долгожданное материнство не принесло ей той радости, что была написана на лицах всех других женщин. Она смотрела на Ренату, такую старую и увядшую, но накрепко привязанную к своему браку, кружащую вокруг сына в надежде на то, что он поговорит с ней.
– Смотри, это твой папа, когда был маленький, – сказала Рената, показав ребенку снимок Паоло.
Элиа ткнул пальчиком в фотографию, повернулся к отцу, и тот объяснил:
– Милый, это я в два года.
– Бапа́, – пролепетал Элиа.
У Ренаты глаза наполнились слезами, она отерла их тыльной стороной ладони, приободрилась и, оставив снимок в руках Элиа, посмотрела на Виолу и проговорила:
– Хорошо, что вы его нашли, а то мне было так страшно…
– Да, – отозвалась Виола, потрясенная сочувствием Ренаты.
Весь день она замечала совсем другое: у нее было ощущение, что родители мужа ни секунды не боялись, что они не сомневались в том, что ребенок скоро найдется в этом спокойном районе, где с ним не могло случиться ничего плохого. А между тем они боялись. Тряслись от страха, так же как они с Паоло. И вернулись, чтобы обнять его. Виола увидела Ивана: он сидел верхом на мопеде и молча смотрел на них; именно он сообщил новость, он их всех объединил.
– Может, завтра устроим пикник? – предложил Чезаре. – Или приходите к нам обедать.
– Да-да, – продолжила Рената. – И ты, Виола, немножко отдохнешь.
Виола. Она назвала ее по имени.
– Послушай, Паоло, я запеку свиную вырезку или приготовлю сэндвичи. Если соберетесь прогуляться, мы посидим с Элиа, поиграем с ним, а вам, может, захочется побыть вдвоем. Ненадолго отвлечься…
Рената пыталась воплотить в жизнь то, о чем говорила с Паоло днем. Он был поражен, обнаружив, с каким рвением его родители стали проявлять великодушие, этот день словно стал водоразделом, исчезновение Элиа смешало все карты, и теперь, похоже, Чезаре и Рената были готовы им помогать, чтобы у них появилось личное пространство, чтобы они могли побыть вдвоем. Угроза трагедии помогла разрушить привычные схемы, по-новому взглянуть на происходящее, научиться ценить то, что имеешь. Проявлять заботу.
Иван слез с мопеда и подошел к ребенку:
– Кто это у нас тут такой? Боже мой, какой красавчик! Ты нас до смерти напугал, понимаешь? – Он просунул пальцы ему под мышки, и Элиа расхохотался: ему стало щекотно, он словно заразился жизнерадостностью, исходившей от Ивана. – Ну-ка, иди сюда… – Он протянул руки к малышу, и тот охотно пошел к нему, Иван поднял его в ночное небо и подбросил: – Оп-ля!
Паоло наблюдал, как малыш взлетел в воздух и благополучно приземлился в могучие руки, которые распрямились и подняли его вверх, туда, где радость взрывалась и разлеталась, словно конфетти, где чувствовалась чистая мужская энергия, настроенная на игру.
Паоло никогда так не делал. Он выкармливал своего сына и мыл, менял ему подгузники, укачивал его, разговаривал с ним, учил его стоять и ходить, дал ему в руки карандаш и детальки лего, читал сказки, рассказывал про волков, чистил ему яблоки, надевал ботиночки, поднимал палец и показывал на небо: «Смотри, сегодня полная луна», но никогда так широко ему не
