Осенняя охота - Екатерина Златорунская
Он сказал:
– А еще дальше была река. Мы там не купались. Мы никогда там не бывали летом, только осенью и ранней весной. На лугу перед рекой паслись две лошади, одна черная, ее звали… не помню, забыл.
Всю дальнейшую дорогу он рассказывал про мячики для гольфа, как собирал коллекцию, покупая по одному мячу, они дорого стоили, и особенно он любил мячи из стекла – матовые и глянцевые, сейчас их уже невозможно купить, и как ему подарил чемпион по мини-гольфу настоящую чемпионскую клюшку для гольфа, она приносила удачу.
Она видела блеск его глаз в темноте и поняла, что его не возьмут. Он видит прошлое, и если она будет его слушать, то тоже увидит прошлое, и тогда они не выберутся из туннеля и не вернутся домой.
Она взяла его за руку, он шел за ней быстро, но все говорил и говорил. В туннеле стало светлее, и они увидели овальное окошко серого цвета. Она догадалась, что это река. Окошко расширялось, и можно было увидеть полосу, разделяющую небо и реку, и полоску песка – серо-белую, потому что было пасмурно, не хватало солнечного света, и скоро они увидели белый паром. Чодроял обрадовалась. Но муж не радовался ничему.
– Самый красивый мячик – прозрачный, из стекла, и я его потерял, но я помню где, это займет всего несколько минут, я туда и обратно. Я посмотрю, вдруг он остался там.
Шумел ветер, на берегу лежали тяжелые камни, сложенные пирамидой.
Она рассмотрела его впервые при свете дня. Холодное лицо с красноватыми жилками, крупные неровные передние зубы, тонкий рот. Совсем молодой. Она снова подумала: разве я могла его любить? Он смотрел на нее просительно. Она покачала головой.
– Ты его не найдешь.
Он еще раз просительно посмотрел на нее, развернулся и побежал за мячом.
Перевозчик с парома прогудел по громкоговорителю:
– Паром отправляется через пять минут. Оплата наличными.
Она стала объяснять перевозчику, что ее муж скоро вернется, у него есть деньги, подождите пять минут. Он в туннеле. Перевозчик не понимал, где туннель, где муж. Чодроял увидела: позади ничего нет, кроме песчаных холмов, низких сосен и старых лодок, со слезшей краской, но еще можно разобрать цвета. Одна лодка была зеленая. И на мгновение промелькнуло воспоминание, как она лежала на дне, смотрела на небо.
Перевозчик попросил плату. Она стала рыскать в карманах, нащупала круглый гладкий предмет. Она достала – стеклянный мяч, с гравировкой – «1982, Стокгольм», его можно было сжать в ладони. Перевозчик взял мяч, осмотрел гравировку, удовлетворительно положил в карман:
– Продать смогу или сыну. Ладно. Садись.
Чодроял села на лавочку на палубе.
– Теперь ничего не осталось, а раньше там была деревня, на Ч как-то называлась, но всех река затопила.
Перевозчик ушел в рубку, паром долго кряхтел, не двигался.
Ей показалось сквозь шум мотора, что кто-то зовет ее: «Оля, Оля, Оля! Ля о ля! Ля о ля!»
Но паром сдвинулся с места – тяжело и неловко, – и они поплыли туда, где проступал сквозь утренний туман город, и голос, звавший ее, становился все тише, тише, пока не смолк совсем, и с ним уходили последние воспоминания – о жизни в коммуне, о дороге через туннель, о реке и лодках.
Когда они причалили к берегу, она уже ничего не помнила, даже то, что ее однажды звали Чодроял.
Охотники
Колония-поселение, куда А23578 перевели отбывать дополнительное наказание, находилась в заброшенном поселке, когда-то называвшемся Т.-область, а по новому указу – «Свободное территориальное образование № 78».
СТО под номером 78, как и другие СТО, территориально делилось на две зоны – чистую и промышленную. В чистой зоне располагалась администрация образования и резиденция главы образования, там же проживали официально признанные свободными – граждане образования. В промышленной области еще в начале реформ разместили казарменные части для охотников, но следующим указом охотников переселили за черту поселения «СТО № 78», а в казармы перевели заключенных, отбывающих основное наказание. А еще раньше, до регистрации СТО, там работал знаменитый плодоовощной комбинат «Морковное Яблоневое», а в общежитиях, переорганизованных в казармы, жили работники комбината, но то была другая жизнь, безвозвратно другая.
А23578 проходил дополнительное наказание на граничащей с чистой зоной территории, на базе бывшего дома отдыха «Здравница». Дальше, через сто километров нежилой зоны, уже начинались закрытые промышленные охотничьи земли. Туда въезжали только по пропускам и только военные, имевшие допуск к государственной тайне.
Дополнительное наказание предусматривало больше свобод и меньше ограничений. «Допники», отбыв тюремную часть наказания, жили в колониях-поселениях почти свободной жизнью и ежедневной работой зарабатывали себе пропитание и одежду. Для общества они уже не представляли опасности, и им позволялось свободно перемещаться по территории «Здравницы» и даже за ее пределами, но строго в пределах пятнадцати километров. После окончания основного наказания они подписали добровольное согласие на вживление чипа. Пятнадцатый километр означал для каждого смерть. Но А23578 не думал о побеге. Здесь, в колонии, он жил в безопасности и даже комфорте. У него была еда, работа, жилье. Возвращаться в мир ему было не к кому: родители погибли в первую фазу появления охотников. А больше никого у него и не было. Тем более он давно отвык от мира, забыл даже, как все там было раньше. Он и выжил только потому, что сидел в тюрьме в И.-районе. В том регионе тоже вспыхивали бунты, но слабые и непродолжительные. Надсмотрщики говорили потом: «Тебе повезло». Ему, наверное, и правда повезло.
В И.-районе в одиночной камере А23578 отбывал десять из тридцати назначенных ему в качестве основного наказания лет, затем его перевели в А.-область на территорию бывшего монастыря, где он за хорошее поведение получил право замены основного наказания дополнительным. В А. жили и служили монахи.
На службах он видел новых сидельцев, он не встречался с ними на работах. Они ему рассказывали о новой жизни за пределами монастыря, об охотниках, которые теперь вместо военных охраняют от нападения территории. Что они внешне люди, что их держат в ошейниках. Сами рассказчики охотников не видели.
А23578 пытался узнать, что стало с его городом, но новенькие были из других районов и ничего не знали о свободных областях. Они все выжили во время бунтов, только потому что боялись бежать. Те, кто бежал, погибли, или их пустили на материал для разведения охотников. И еще они отбывали наказание на периферии, на отдаленных от центра территориях, там
