Высохшее сердце - Абдулразак Гурна
Ее звонку предшествовал добрый месяц молчания. Наша последняя встреча ознаменовалась ядовитыми препирательствами, и задолго до того, как остановиться и разойтись, мы успели как следует облить презрением и друг друга, и все, что свело нас вместе. Когда на нее находил такой саркастический стих, она начинала говорить с непостижимой уверенностью, языком, который наводил меня на мысли о руинах каких-то абстрактных конструкций и о фантазии в свободном полете. Так что, получив ее приглашение, я не торопился с ответом, размышляя, стоит ли опять связываться с этой женщиной, говорящей так, будто слова означали для нее что-то другое, будто она умела наполнять их одной ей ведомым смыслом. Через некоторое время, когда воспоминания о ней вновь захлестнули мое тело, я сказал: «Хорошо, приеду». Мгновение спустя в трубке кликнуло, и Ронда исчезла.
Так она действовала всегда — резко, взбалмошно, вызывая раздражение, и все ради того, чтобы продемонстрировать свою дурацкую независимость, хотя было видно, что ее грызет печаль. Каждый раз, покидая ее, я думал, что это уже насовсем. Сидя на заднем крыльце ее дома тихим субботним утром и дожидаясь, пока она проснется, я улыбнулся этой мысли. Улыбнулся грустно, не без жалости к самому себе, потому что не знал, кому из нас хуже.
* * *
Моя мать умерла в канун Нового года. Я узнал об этом лишь спустя четыре дня, потому что вернулся из Фолкстона в понедельник. К этому времени маму уже давно похоронили и отчитали над ней все положенные молитвы и отрывки из Корана. Теперь оставалось только горевать. Вестником смерти стал дядя Амир — он позвонил мне в понедельник вечером.
— Это ты, Салим? У меня плохая новость, — сказал он. И, помолчав, сообщил: — Твоя мать покинула этот мир.
Все мое тело содрогнулось от отчаянного внутреннего вопля, но наружу не вырвалось ни звука. Не дождавшись моей реакции, он заговорил снова, низким торжественным голосом:
— Я звонил тебе утром в пятницу из Дели. Надеялся, что ты сможешь приехать на похороны или хотя бы на заупокойные чтения, которые проходили в следующие дни, но мне никто не ответил. Я даже подумал, что Мунира перепутала номер или он у тебя сменился в связи с очередным переездом. Сам я прилетел туда накануне ночью рейсом «Оман эйр», так что на похороны успел. Я звонил тебе каждый день раза по два-три, но дозвонился только сегодня. Даже наводил справки через посольство — просил узнать, живешь ли ты еще на прежнем месте.
— В пятницу я был на работе, — сказал я. — А потом уехал на несколько дней. Мне очень жаль, что ты меня не застал.
— Мы похоронили твою мать в пятницу вечером и тогда же отчитали над ней хитму[62] в Мсикити-Мнара, — сказал дядя Амир. — Мы добавили твои молитвы к нашим, потому что знали, что ты бы этого хотел.
— Спасибо, — ответил я. — Должно быть, это случилось совсем неожиданно.
— Альхамдулиллах, мы помолились за упокой ее души. Твоя сестра Мунира была с ней до последнего мгновения и слышала, как она произнесла шахаду[63], прежде чем ее душа рассталась с телом. Аллах оказал ей большую милость. Никто не может умереть иначе, нежели по Его воле и в назначенный Им час. — Это была цитата из Корана.
Затем дядя Амир рассказал мне, кто обмывал покойную, кто вел молитвы и как он благодарен тем, кто взял на себя все эти хлопоты в отсутствие ее брата и сына. Он был так удручен и изъяснялся таким благочестивым языком, что я даже удивился. Раньше я не слышал от него ничего подобного.
— Ее убила закупорка сосуда в мозгу, эмболия, — сказал он. — Ты же знаешь, что у нее было высокое давление? И диабет вдобавок. Ты ведь знал, правда? А впрочем, может, и нет. Ты был не слишком внимателен к своей матери. И писем ей почти никогда не писал, и даже позвонить не удосуживался. Откуда тебе было знать? Ну ладно, теперь уж ничего не поделаешь, но ты мог бы по крайней мере оставить номер, когда уезжал, чтобы у нас была возможность тебя найти! У тебя что, нет сотового телефона? Без них сейчас никто не обходится.
Я пробормотал все извинения, которых требовала ситуация: как я сожалею, что не смог принять участие в поминальном обряде, выполнив тем самым свой сыновний долг, и как мне стыдно за то, что я причинил родным столько беспокойства, не отвечая на их звонки. Я всегда следил, чтобы у меня были деньги на билет в экстренном случае, но когда этот случай настал, меня не оказалось дома и я не взял с собой телефон. Я еще не привык к мобильным телефонам, так что своим пользовался не постоянно и иногда забывал положить его в карман или включить вовремя. Когда мама умерла, я был с Рондой, и мысль о ней и о ее неумолимых играх наполнила меня отвращением к моим потребностям.
— Теперь уже ничего не поделаешь, — повторил дядя Амир, и я снова услышал в его голосе знакомую жесткость. — Полагаю, ты здоров и твоя жизнь складывается успешно хотя бы в каком-то отношении. Твой номер у меня теперь есть, так что, когда в следующий раз буду проездом в Лондоне, позвоню тебе — выпьем кофе или еще что-нибудь. Может, дашь мне заодно и номер твоего мобильного на случай, если тебя не окажется дома? Кстати, насчет расходов на похороны можешь не волноваться. Мы с Хакимом решили этот вопрос. Ладно, твои здешние родственники передают привет. Береги себя и не пропадай.
Я ждал этого известия — ждал с ужасом, но в глубине души уже смирившись с его неизбежностью. Все эти обследования сильно меня тревожили, а мама наверняка лгала в ответ на мои вопросы, поскольку всегда говорила, что врачи ничего не нашли. Ей было пятьдесят три — здесь, да еще в наше время, в этом возрасте никто еще и не думает умирать. Но она жила не здесь, и время ей досталось непростое. Я подождал, пока дядя Амир даст отбой, и только потом повесил трубку. Я был расстроен оттого, что не попал на похороны, но особенной трагедии в этом не видел. «Кстати, насчет расходов на похороны можешь не волноваться. Мы с Хакимом решили этот вопрос». Очевидно, это принесло им обоим большое удовлетворение. В любом случае они стремились соблюсти приличия не столько по отношению к
