Почти 15 лет - Микита Франко
И когда Слава спросил, что случилось, он подумал, что нужно рассказать. Он даже хотел рассказать – настолько он был взвинчен и напуган. Но когда звонок прервался, а он успокоился, то логично рассудил: что рассказывать-то? Жаловаться, что у тебя, взрослого мужчины, какие-то детские кошмары про тень, и из-за этого ты, взрослый мужчина, засыпаешь в гостиной под мультики? А может ещё и про утро с похмелья рассказать? Про следы на теле? Про страх от осознания, что с тобой что-то сделали, и едва ли ты когда-нибудь узнаешь что? И всё это в тот момент, когда где-то там, на фоне, тошнит твоего ребёнка, и ему нужна помощь?
В общем, ничего он не рассказал.
На следующий день, возвращаясь с работы, купил в алкомарте виски – не для того, чтобы напиться, а для того, чтобы заново научиться спать. Вечером, борясь с собственной совестью, назойливо напоминающей ему: «Лев, ты же алкаш», он отвечал ей: «Я чуть-чуть. В медицинских целях».
Совесть проиграла. Лев – тоже, но тогда он ещё об этом не знал, потому что впервые за неделю уснул спокойно.
Почти 15 лет. Слава [30]
Они никогда не проводили вместе ночи. В основном, вечера. Иногда – дни. Бывало, что даже утра. Но ночью Слава всегда возвращался домой. Макс просил, почти умолял остаться «хотя бы раз», но Слава был непреклонен. Он говорил:
- Меня дома ждёт сын.
- Но он же взрослый… - вздыхал Макс.
- Вот именно. Он взрослый и всё поймёт. А я не хочу, чтобы он понял.
С одной стороны, он говорил правду: Слава боялся вызывать у детей лишние переживания. С другой, действительно ли было так уж невозможно провести ночь с Максом? Наверное, можно было бы что-то наплести и объясниться с Мики выдуманными причинами, или даже полувыдуманными, но… Слава не хотел. И то, как сильно он не хотел, стало открытием даже для него самого.
Он не успел отследить, в какой момент это началось, но интуитивно связывал его с тем самым звонком Льва: пять минут до, несколько минут после. Он застрял в этом промежутке. Постоянно возвращался к нему, пытаясь повторить эффект того мгновения, снова и снова спрашивая Льва: «Ты в порядке?», но больше не слышал правды.
Теперь он думал об этом каждый день, а чем больше его мысли были со Львом, тем меньше его хватало ещё и на Макса.
Он много думал о любви. Вспоминал, как тогда, в машине, не хотел слышать признание, и как скомкано выпалил его сам. Он думал: «Конечно, я пока не люблю Макса всерьёз, но он мне нравится, нам просто нужно больше времени».
Сколько времени понадобилось пятнадцать лет назад, чтобы понять, что он влюбился во Льва? Столько же, сколько ушло на осознание шутки про вскрытые вены. Это были секунды. Любовь или нет, а с того момента Слава не переставал о нём думать. Слава пришёл домой и сразу же рассказал о нём сестре. А на утро повторил. К обеду вспомнил ещё некоторые детали. Он не мог спать, в голове всё время крутилось: Лев, Лев, Лев…
Если бы больше смелости, если бы меньше подростковой гордости, если бы вообще зашёл такой разговор, Слава бы признался в любви в тот же вечер.
Спустя несколько свиданий, сотню поцелуев, десяток поражающих своей трогательностью поступков, Слава всё ещё не был готов в чём-либо признаваться Максу.
«Просто я больше не подросток, - говорил себе Слава. – И теперь влюбляюсь сложнее»
Но нехотя был вынужден признать: «…или дело во Льве».
Секс его утомлял. Ему понравилось только в первый раз, когда зарождающаяся симпатия к Максу смешалась с возбуждением и любопытством (всё-таки, других мужчин, кроме Льва, у него никогда не было), но каждый следующий раз выматывал всё больше и больше. Когда Макс спрашивал его: «Что ты хочешь?», Слава мысленно отвечал: «Пойти домой».
Он обнаружил, что не очень-то умеет хотеть. Высшим сексуальным наслаждением для него было доставить удовольствие другому, а для этого нужно слышать, что хочет партнёр, а не хотеть самому. Со Львом это всегда работало: если Льву было хорошо, Славе тоже становилось хорошо, что бы они ни делали. С Максом же схема сломалась: Максу хорошо, Славе – нет.
Макс это чувствовал и, конечно, переживал.
- Расскажи, что тебе нравится?
Лев. Лев. Лев. Мне нравится Лев. Всё, что нравится ему, нравится мне. А без него я не знаю, чего хотеть.
- Да мне без разницы, - пожимал плечами Слава.
И снова: «Можно я просто пойду домой?»
Раньше он не думал, что говорить правду в отношениях так сложно: со Львом правда давалась легче. Не сложно было сказать: «Я не люблю тебя больше» человеку, который ударил, швырнул на кровать, сжал запястья и навалился сверху. Сказать ему такую правду было даже приятно.
Другое дело, сказать: «Я всё ещё не люблю тебя» человеку, который сдувает с тебя пылинки, готовит кашу твоему сыну и сидит в больничных коридорах до самой ночи. Он пытался быть честным. Но его правда звучала неправдиво.
- Слушай, я хочу, чтобы ты знал, - говорил Слава, натягивая одежду после очередного секса, прошедшего с мыслями: «Интересно, как там Лев?». – Я всё ещё эмоционально вовлечен в прошлые отношения. Они были очень долгими и… мы пятнадцать лет были самыми близкими друг для друга людьми, - он делал паузы, потому что боялся, что начнёт дрожать голос. – Я переживаю, когда с ним что-то не так, и не могу об этом не думать.
- Я понимаю, - кивал Макс, и неясно – правда понимал или это были просто слова.
- Спасибо, - отвечал Слава.
Правду сказал, а честности в ней оказалось не много: они не расстались, не перестали заниматься сексом, а Макс продолжал ждать его вечерами в больнице.
Слава, который всегда стремился обсуждать проблемы и не терпел недомолвок, оказался окутан ими во всех сферах жизни. Он не мог рассказать Ване, что из-за травмы придётся завершить занятия музыкой, потому что боялся его расстроить. Он не мог рассказать Мики, где и с кем проводит время
