Почти 15 лет - Микита Франко
Слава, вежливо выслушав, напомнил:
- Ешь давай.
- Что там? – Ваня выпятил нижнюю губу.
- Манная каша.
Он изобразил гримасу отвращения:
- Опять с к-к-к…
- Нет, без, - заверил Слава. – Я проверял.
Это правда: перед тем, как разбудить Ваню, он тщательно осмотрел кашу на наличие комков. Сам пробовать не решился: его и без всякой предварительной комы от манной каши тошнило. То, что оба ребёнка в их семье могли съесть её и не поморщиться – просто какие-то последствия от воспитания папой Львом.
Ваня открыл крышку контейнера, взялся за ложку и, зачерпнув кашу, отправил её себе в рот. Долго болтал содержимое из одной щеки в другую, прежде чем проглотить. А когда проглотил, задумчиво посмотрел на Славу, и тот уже был готов метнуться за тазиком, распознав эмоцию на лице сына как «щас стошнит».
Но Ваня сказал:
- Вкусно.
- Вкусно? – выдохнул Слава с облегчением. – Не тошнит?
Сын мотнул головой и зачерпнул ещё одну ложку. Слава стоял на стрёме, в любую минуту готовый к возвращению каши обратно, но Ваня выглядел довольным и порозовевшим. Когда ребёнок начал доскребать остатки каши по дну контейнера, Слава выдохнул: похоже, пронесло. Впервые за дни самостоятельного питания Ваня поел как здоровый человек.
Отставив контейнер на тумбочку, он потянулся к Славе и прислонился щекой к его плечу. Спросил:
- Посидишь с-с-со мной?
- Я же весь день с тобой.
- Нет, прям с-с-со мной, - Ваня подвинулся на кровати, убирая подушку в сторону и кивая рядом. – Здесь.
Слава сел на постель рядом с сыном и Ваня улёгся на его колени, как котёнок, прильнув щекой к потертой ткани джинсов. Слава положил ладонь на его спину, почувствовал под пальцами тонкие рёбра, заметил, как торчат острые лопатки, и ему сделалось не по себе от Ваниной худобы.
Они провели так почти час, ни о чём не разговаривая. Слава гладил Ваню по спутанным волосам, а тот ковырял джинсовую дырку на Славиной коленке: нашёл торчащую нитку и наматывал её на палец. А потом за окнами стало темнеть.
Слава, наклонившись к Ване, поцеловал его волосы и прошептал на ухо:
- Мне пора домой.
Мальчик, выпрямившись, прижался к нему и захныкал:
- Ну, не уходи…
- Я завтра снова приду, - пообещал Слава. – А сейчас мне нужно к Мики. Он же там один.
- Я тоже тут а-а-адин, - возразил Ваня.
- Нет, тут есть другие ребята, врачи и медсестры, они за тобой смотрят. А за Мики никто не смотрит. Ты же знаешь, что будет, если за ним не смотреть.
Ваня согласился:
- Ну да, будет к-к-капец.
Они душераздирающе прощались: Ваня, вцепившись в Славу, плакал и повторял: «Я люблю т-т-тебя», а Слава тоже почти плакал (впервые Ваня сказал, что любит его), и заверял сына, что тоже его очень любит, но он должен, должен, должен пойти домой…
Потому что есть ещё Мики. И его он тоже очень любит. Он старается быть достаточным для всех.
Когда он, уставший, вымотанный, мокрый от своих и чужих слёз, вышел из отделения неврологии в опустевший холл, где посетители потихоньку разбредались по домам, то заметил на одном из кресел прикорнувшего человека. Он сидел боком, поджав одну ногу к себе и опершись щекой на оранжевую обивку. Обнимал руками знакомый рюкзак.
Слава подошёл ближе, наклонился и прошептал на ухо:
- Макс…
Парень открыл глаза и сонно посмотрел на Славу.
- Ты чего? – спросил Слава, имея в виду: «Чего не ушел?»
- Я же должен был забрать свой контейнер обратно, - серьёзно ответил Макс. Но тут же расколовшись, засмеялся: - На самом деле, просто… просто так. Вдруг ещё бы что-то понадобилось.
Слава, осторожно дотронувшись до его щеки, сказал:
- Надо было ехать домой. Я думал, ты так и сделал.
Макс взял Славину руку, нежно коснулся пальцев губами. Спросил, вставая с кресла:
- Он поел?
- Да. Не стошнило, - ответил Слава с нескрываемой отцовской гордостью. – Сказал, что вкусно.
Макс заметно удивился.
- Первый раз готовил, - признался он. – Ненавижу манную кашу.
Слава рассмеялся:
- Я тоже.
Они взялись за руки, переплетая пальцы, и направились к выходу. Девушка на регистратуре вежливо сказала: «До свидания, хорошего вечера». Они вежливо ответили ей то же самое. Слава улыбнулся собственным мыслям: вот для чего он сюда приехал.
Уже в машине, по дороге к дому Макса, Слава рассказывал, как Ваня начал называть его «папой», и сказал, что любит, и лежал у него на коленях, и не хотел отпускать, а Макс сидел чуть боком, слушал, слегка улыбаясь, и не сводил со Славы взгляд.
Когда Слава припарковался на Юнион-стрит возле дома 750 и потянулся за прощальным поцелуем, Макс вдруг очень серьёзно сказал:
- Слава.
- Что?
Он напрягся. Он понял что.
- Я тебя…
Нет-нет-нет-нет…
Подавшись к Максу, Слава поцеловал его, не давая договорить. Они ударились губами, поцелуй получился грубым, почти болезненным.
Оборвав его, Макс спросил:
- Ты чего?
- Я понял, что ты хотел сказать, - проговорил Слава.
- И что ты думаешь?
Он на секунду замялся, прежде чем ответить:
- Я тебя тоже.
Макс улыбнулся. Слава дрогнул губами в подобие улыбки. По крайней мере, никто из них не сказал «люблю».
Почти 15 лет. Лев [29]
Он разучился спать. Это стало главной проблемой.
Чтобы её решить, он пытался понять, что случилось.
Разглядывая синяки и ссадины, он воображал разные варианты: от нестрашных (может быть, даже героических) до самых пугающих и кровавых. Нестрашным происшествием была, например, драка. Особенно, если он дрался, защищая себя, или дрался с целой толпой (с целом толпой геев в гей-баре, а почему нет?). В конце концов, может, это были и не геи, может он встретил кого-то по дороге домой и тогда подрался. Почему-то воображать драку с гетеросексуальными мужчинами было приятней, чем с гомосексуальными – в первой будто бы больше чести.
Может, драка и не была героической – такое он тоже допускал. Возможно, его просто побили, а защищаться он был не в состоянии. Это была бы стыдная история, но тоже не страшная – Лев вообще не считал, что физическое насилие может оставлять какие-то пугающие последствия. Кого в этой
