Сочувствую, что вы так чувствуете - Ребекка Уэйт
– Давай тоже к нам, – зовет Сантъяго, заметив Ханну.
– Мы тут ворожим, – своим обычным серьезным голосом добавляет Лавиния, – Лола ворожея. Она показывает нам власть кристаллов.
– Ты, типа, ведьма? – спрашивает Ханна Лолу.
– Не в том смысле, в каком принято думать. – Сантъяго бросает взгляд на Лолу, подразумевая, что такую ошибку они уже допускали. – Это общее заблуждение.
– Раньше я была более могущественной – до того, как потеряла невинность.
– Я собиралась тост сделать, – говорит Ханна.
– Хочешь, я произнесу заклинание, которое избавит тебя от пессимизма? – предлагает Лола.
– Я не пессимистка! – протестует Ханна.
Лола ласково улыбается ей. Ханна шагает дальше, постепенно осознавая, что это она здесь никуда не вписывается.
Тем не менее, жалуясь Кеми на свой колледж, Ханна боится признаться себе в том, что на самом деле ее не устраивает сам Кембридж. От учебы она ждала совершенно другого. И учиться здесь приходится невероятно много. Если в предуниверситетском колледже им две недели отводилось на одно-единственное сочинение, то здесь от нее требуют по два сочинения в неделю, и это помимо обязательной литературы. Ханна лишь сейчас осознает, насколько медленно читает и насколько неповоротливы ее мысли. И с каждым днем становится все хуже. Порой ее мозг словно буксует.
На второй неделе учебы Ханна садится за эссе о Томасе Харди. Сперва она продирается через «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуда Незаметного», после пролистывает «В краю лесов» и «Мэра Кэстербриджа» – в дикой панике, поняв, что прочесть критику едва успеет. Подстегиваемая кофе и волнением, она дописывает уже на рассвете, когда сроки поджимают, и, довольно вздохнув, отправляет свой опус преподавателю. Мисс Ховард всегда хвалила ее за сочинения, а эссе о Харди получилось особенно длинным и подробным, таких Ханна прежде никогда не писала.
– Ваша работа довольно заурядная и лишена конкретики, – говорит спустя несколько дней преподаватель, возвращая ей эссе, как ей кажется, с легким презрением, – вам необходимо развить аргументацию. У вас есть склонность просто описывать сюжет.
Ханна цепенеет от ужаса. Она почтительно кивает и забирает эссе, еще сильнее уверившись в собственной тупости. Она вспоминает, как ее не приняли в первый колледж, – не зря, она это знает. А в этот, второй, ее крайне опрометчиво даже на собеседование не пригласили. Может, ее вообще с кем-то спутали. Весьма вероятно, что она здесь в результате административной ошибки. И когда, интересно, это выяснится? Каждую неделю Ханна утопает в рекомендованной для чтения литературе и не догадывается (потому что никто ей об этом не говорит), что большинство студентов не читают ее в полном объеме – они выбирают пару книг и полагаются на собственную фантазию. Раньше Ханне и в голову не пришло бы читать все, но этой новой Ханне нужно невероятно много наверстать, поэтому она вознамеривается делать все, что от нее требуется, и даже больше. Над сочинениями она корпит, часто засиживаясь до глубокой ночи, и тем не менее они, по словам преподавателей, остаются «неконкретными» и «чрезмерно описательными». Это чрезвычайно унизительно. Ханна, полагавшая, что благодаря матери у нее выработался иммунитет даже по отношению к самой жесткой критике, теперь страдает из-за самых мягких замечаний со стороны преподавателей. Она и сама не понимает, что с ней творится. Просто Ханна ни с того ни с сего вдруг точно теряет присутствие духа.
Рождественских каникул она едва в силах дождаться. Сейчас, надеется Ханна, она вернется к обычной жизни и снова станет собой. Но равновесие не восстанавливается и дома. Элис с восторгом рассказывает о жизни в Эдинбурге и восхищается учебой (она изучает археологию и страстно увлеклась неандертальскими захоронениями). Впрочем, у Элис хватает соображения не слишком радоваться в присутствии матери – та по-прежнему переживает, что Элис выбрала такой далекий город, и малейшее упоминание об этом вызывает бурю эмоций. Да и с чего бы Элис проявлять тактичность? Она же полагает, что Ханна тоже учится с удовольствием. Элис вообще считает, что они – впервые в жизни – теперь на равных.
– Сперва я соседок по общежитию побаивалась, – рассказывает она Ханне, – все такие уверенные в себе и крутые. Но когда я с ними познакомилась поближе, они оказались ужасно милыми.
– Ну и отлично, – говорит Ханна.
– А твои соседки по общежитию? Как они тебе?
Ханна вспоминает последний вечер на кухне, когда Лавиния играла на губной гармошке, а Лола учила их заклинанию, цель которого – укрепить мужское начало. («В себе?» – спросила Ханна. «В половом партнере», – с грозным видом ответила Лола.)
– Неплохие, – говорит Ханна.
Она думала утешиться, узнав, что Элис хуже, чем ей, но теперь ей это не светит. А Кеми в Бристоле тоже живется неплохо, и поэтому Ханна стыдится признаться, что первый семестр прошел жутко. К тому же на каникулы их завалили заданиями, и с Кеми они почти не видятся.
– У тебя точно все в порядке? – спрашивает Элис после Рождества.
– Ага. С чего бы нет-то?
– Ты просто… изменилась.
– Нет, – обрывает Ханна, – я такая же, как раньше.
Она надеется, что во втором семестре дела пойдут на лад, но зря. Они лишь ухудшаются: Ханна вдруг начинает мучиться бессонницей.
Прежде такой проблемы не возникало. Ханна об этом и не задумывалась – стоило ей улечься, как она тотчас же засыпала. Из них двоих сложности со сном испытывала лишь Элис, той перед сном нужны ванна, стакан теплого молока и какое-нибудь спокойное чтиво, да еще чтобы в течение часа перед сном по телевизору не показывали ничего будоражащего. Ханна всегда считала, что это свидетельствует об общей беспомощности Элис. Спать – проще всего на свете.
Так было раньше. Теперь же одну ночь за другой Ханна лежит без сна, переживает, ворочается с боку на бок, переворачивается на спину, рассматривает тени на потолке, стены, свет уличных фонарей, пробивающийся сквозь занавески. Она тревожится за учебу: грядущий день грозит выдаться еще тяжелее, чем прошлые. В конце концов она начинает беспокоиться и за сон: почему, собственно, она больше не спит? Разве сон – это навык, который ты способен утратить? Ханна подозревает, что с ней как раз это и случилось. По ночам ее тело не расслабляется – его распирает тревога. Она следует примеру Элис: пьет перед сном теплое молоко, составляет списки забот, чтобы выкинуть их из головы, читает что-нибудь умиротворяющее. После чего ложится спать, не теряя надежды, успокоившаяся и сонная. Но стоит ей погасить свет, как опасения возвращаются: вдруг она не уснет? Мгновенно возникает паника, и начинается очередная мучительная ночь. Если везет, Ханна на несколько часов
