Репутация - Лекс Краучер
– Разумеется нет, – тихо ответил мистер Хаксли, и от его низкого голоса по спине у Джорджианы пробежал приятный холодок.
Они обменялись быстрыми взглядами, и у Джорджианы мелькнула мысль: а что, если он тоже думает о винном погребе, месте действия всех ее непристойных фантазий?
– Признаюсь, сам я не испытываю радости от чрезмерного употребления алкоголя. И вы конечно же вправе распоряжаться своим досугом, как вам угодно. Но мне определенно приятно, что за время этой нашей беседы вы еще ни разу не упали. Редкое счастье.
Теперь Джорджиана покраснела до самых кончиков ушей, и скрыть это не удалось. Она не получала особого удовольствия от падений, однако, упав в присутствии мистера Хаксли, она получила нечто важное – драгоценный повод для запретного, волнующего прикосновения.
– Что бы ни думали обо мне, мистер Хаксли, даже мне трудно было бы упасть, сидя на стуле, – заметила девушка, улыбаясь слуге, который заменил ее тарелку с нетронутым супом на следующее блюдо.
В напряженном молчании они дождались, пока прислуга не уйдет и вокруг снова не зазвучат разговоры.
– Вы писали мне, – сказал мистер Хаксли.
Было что-то странно интимное в этих тихо произнесенных словах – они были словно крохотный оазис посреди набитой людьми комнаты. От изумления Джорджиана не нашлась с остроумным ответом.
– Да. М-м… простите… – неловко пробормотала она.
– Не извиняйтесь.
Мистер Хаксли взглянул на Джорджиану долгим, серьезным, пристальным взглядом, но вдруг его лицо стало холодным и равнодушным, и он взялся за столовые приборы.
Мгновение спустя Джорджиана поняла, в чем дело: мистер Тэйлор оглушительно прокашливался, пытаясь привлечь внимание девушки. Джорджиана страдальчески вздохнула, изобразила улыбку и повернулась узнать, чего он хочет.
Глава 19
Ужин длился целую вечность, и мистер Тэйлор никак не желал избавить Джорджиану от своего нестерпимого общества. Когда трапеза подошла к концу она была рада устроиться с дамами в гостиной и краем уха слушать, как тетя болтает с матерью бесцеремонного джентльмена. Снаружи началась очередная летняя гроза, и Джорджиана сосредоточилась на стуке капель, монотонно бьющих в оконное стекло, мечтая, чтобы время пролетело быстрее. Со своего места возле двери она слышала, как мужчины в другой комнате осуществляют загадочные ритуалы, которые полагались им после ужина, и так надеялась снова увидеть Томаса, что, когда миссис Бёртон предложила мужчинам и женщинам объединиться, чуть не выбила бокал с хересом у нее из рук.
Когда мужчины вошли, мистер Хаксли о чем-то увлеченно разговаривал со своим отцом, взяв его за локоть. Младший мистер Тэйлор немедленно направился к девушке, и, поскольку никакой возможности сбежать, не нарушая приличий, у Джорджианы не было, она не смогла сделать вид, что не услышала просьбы сыграть что-нибудь на фортепиано.
– Вы мне льстите. Боюсь, играю я посредственно, мистер Тэйлор, – ответила она, внезапно подумав, что непременно надо было напиться, и неважно, что подумал бы мистер Хаксли.
– Глупости! У вас такие милые ручки, они наверняка извлекут из инструмента прекрасную музыку, – не сдавался галантный мистер Тэйлор.
Джорджиана машинально спрятала руки за спину.
– Я сыграю, – бросил Томас с другого конца комнаты и, прежде чем кто-либо успел возразить, прошел к фортепиано.
– Прекрасно, прекрасно! – Улыбка мистера Тэйлора несколько померкла. – Должен признаться, я бы предпочел, чтобы сыграла мисс Эллерс, тем более что у вас-то руки не особо красивые, мистер Хаксли, да уж!
Он рассмеялся собственной шутке куда заливистее, чем следовало бы. Джорджиана незаметно улыбнулась по совсем другим причинам. Мистер Хаксли сел за фортепиано, на несколько мгновений застыл над клавишами, легкими движениями разминая пальцы, а затем начал играть; звуки, вначале мягкие, постепенно набирали силу, пока не стали яростными, тревожными, всепоглощающими. Джорджиана, еще никогда не видевшая мужчину за фортепиано, была поражена. Томас играл уверенно, почти вызывающе – его напор должен бы был отвращать, но вместо этого завораживал. Музыка, подумала Джорджиана, обычно соткана из узнаваемых звуковых узоров, и опытный слушатель может легко угадать, какая нота прозвучит следующей. Обычно музыка убаюкивает, дает насладиться ощущением покоя. Но пьеса, исполняемая мистером Хаксли, преследовала цели прямо противоположные.
Джорджиана словно качалась на краю музыкального обрыва, ища опоры, ища смысла, и тут на нее обрушивался минорный аккорд или бессвязный поток нот, и предугадать, что случится дальше, было невозможно. Разговоры стихли, все глаза устремились на мистера Хаксли. Это не была музыка, под которую болтают или пьют чай, она требовала, чтобы ее слушали. Но всего несколько минут спустя мистер Хаксли вдруг остановился.
– Сыграйте еще, мистер Хаксли! У вас такой талант! – задыхаясь, воскликнула юная леди с другого конца комнаты.
– Боюсь, не могу. – Мистер Хаксли виновато пожал плечами, вставая из-за инструмента. – Это был отрывок, пьесу мне прислал друг из Вены. Я только начал ее учить.
– О, вы должны поучить нашу Джорджиану, мистер Хаксли! – заявила миссис Бёртон. Безумный огонек в ее глазах столь ясно свидетельствовал о ее намерениях, что Джорджиана с трудом удержалась, чтобы не пнуть тетушку под приставным столиком. – Я еще никогда не слушала таких искусных музыкантов, а Джорджиане как раз необходимо руководство в этой области.
Мистер Хаксли бросил взгляд на Джорджиану, та скорчила гримасу.
– Не будем откладывать! Больше ведь никто играть не хочет, правда? – Миссис Бёртон выдержала совсем крохотную паузу, чтобы никто не успел возразить. – Прекрасно, значит, решено. – И она лучезарно улыбнулась.
С непроницаемым лицом мистер Хаксли жестом пригласил Джорджиану к фортепиано. Она села на табурет, а он пододвинул себе кресло. К счастью, гости вернулись к своим разговорам – Джорджиане совсем не хотелось демонстрировать публике свою музыкальную несостоятельность.
– Сыграйте что-нибудь, – негромко предложил мистер Хаксли. Его нога почти касалась ноги Джорджианы.
Удерживая левую педаль, Джорджиана так мягко, как только могла, заиграла начало «Легкой сонаты» Моцарта. От смущения стало жарко – по сравнению с мистером Хаксли ее исполнение было словно у ребенка на первом уроке музыки.
– Все плохо, – сказала она. – Я безнадежна.
Мистер Хаксли улыбнулся:
– Вы вся как сжатая пружина. Сядьте прямее.
Он осторожно положил руку девушке на лопатку, исправляя осанку. Джорджиана задержала дыхание. Сзади раздался смех, и она поспешно обернулась узнать, не смотрят ли на них, как будто между ней и мистером Хаксли совершилось нечто гораздо более преступное, чем краткое прикосновение к плечу. Гости собрались у камина и затеяли какую-то салонную игру, где
