Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд
Эстер украдкой взглянула на них. У женщины, сидевшей к ней спиной, были темные волосы и цветок за ухом, а вот мужчину было видно хорошо. Смотрел он только на свою спутницу.
— Почему они называются Семилетние озера? — спросила женщина.
— Ты знала — я хотел, чтобы ты спросила.
— Знала.
— Эта часть истории понравится тебе больше всего, ради нее тебе и захочется туда съездить: местные жители говорят, что озера чудесным образом появляются каждые семь лет и так же чудесно исчезают.
— Прекрати, — шутливо призвала женщина.
— Не прекращу, — так же шутливо ответил мужчина.
Оба снова засмеялись.
— Вода в озерах поднимается и спадает из-за подземных вод, именно подземные воды определяют, будут озера видны или нет.
Эстер покрылась гусиной кожей.
— Вот и у нас в пустыне с дождями так же. — Голос женщины изменился. — Земля ждет, ждет — и дождь возвращается.
— И дремавшие до той поры семена идут в рост. Полевые цветы. — В голосе мужчины чувствовалась улыбка.
Удар сердца. Другой.
— Так и ты ждал нас с Пип. Ждал нас. Пока мы не вернемся.
Эстер случайно смахнула телефон со стойки, и он с громким стуком упал на пол. Она бросилась неуклюже его подбирать; лицо пылало, как будто ее застали за подслушиванием. Она подняла взгляд, но двое за столиком были заняты исключительно друг другом и картой, лежавшей на столе между ними.
Краем глаза Эстер уловила какое-то движение. Девятый Вал стоял у дальнего конца стойки и смотрел на нее.
Отложив телефон, Эстер залпом допила холодный аквавит, зажмурилась и стала собирать вещи.
Следом за Девятым Валом она прошла в дверь с табличкой «Только для персонала». И оглянулась, словно желая с кем-то попрощаться.
Шкура четвертая. Переход
22
Повозившись с задвижкой, Эстер справилась с входной дверью и вздохнула от облегчения: вой ветра скрыл шум ее неуклюжего возвращения. Эстер привалилась к закрытой двери и прислушалась: спит Абелона или нет? В доме царила тишина. И темнота. Эстер оперлась рукой о стену и попыталась наступить на ботинок, чтобы вытащить ногу. С волос вдоль спины стекал ручеек дождевой воды: дожидаясь такси в Нюхавне, она попала под ливень, который никак не хотел прекращаться. Адрес Эстер назвать не смогла: она не знала, где живет Абелона, а телефон был разряжен. Эстер хватило только на то, чтобы попросить высадить ее у моста через Сортедам. Таксист высадил ее не у того моста, и остаток дороги Эстер прошла пешком. Под дождем. Она убедилась, что попала в нужный дом, лишь когда ключ подошел к замку.
Привалившись к стене, Эстер попыталась снять второй ботинок. Она наклонилась, чтобы стащить его, но, подтягивая носок, потеряла равновесие и упала на что-то твердое и угловатое, стоявшее в прихожей. Эстер тихо взвыла, и тут же послышался звон. Что-то разбилось.
Сквозь шум крови в ушах Эстер прислушалась к тому, что делается в комнате Абелоны, и подождала. В доме снова воцарилась тишина. Эстер, пошатываясь, поднялась и зашарила по стене в поисках выключателя. Загорелся свет; она увидела на полу осколки зеленой керамической вазы и среди них — розовые тюльпаны.
Кружилась голова, но Эстер постаралась навести порядок. Собрала осколки, подняла тюльпаны; шатаясь, прошла на кухню. В бледном свете уличного фонаря, горевшего за окном, Эстер заметила мусорное ведро. Выбрасывая осколки и цветы, она порезала палец. Зажмурилась, сунула палец в рот.
Эстер заметила его, лишь когда повернулась. Он стоял на разделочном столе. Под стеклянным колпаком поблескивал пирог, похожий на цветок с семью круглыми лепестками. Пирог, который Абелона пекла этим утром. Чтобы отметить приезд Эстер в Копенгаген.
Эстер моргнула, глядя на пирог и стремительно погружаясь в пучину стыда. Она совершенно забыла просьбу Абелоны вернуться домой к семи. Эстер взглянула на цифровые часы над духовкой. Два часа ночи.
В коридоре она постаралась промокнуть оставшуюся после вазы лужу собственной курткой, но куртка помогла мало. Тогда Эстер сняла джемпер. Тот и впитал остатки воды.
Поеживаясь в одном лифчике, Эстер, с мокрыми вещами и ботинками в руках, стала карабкаться по спиральной лестнице к фиолетовой двери. Кожа еще хранила его запах.
* * *
Утром Эстер проснулась с головой, сдавленной тисками похмелья. Застонала. Перекатилась на бок. Оказывается, она спала поверх одеяла. В лифчике и джинсах. Эстер села. Еле удержав рвотный спазм, бросилась в ванную, где ее вырвало в унитаз. В желудке было пусто, блевать нечем, но спазмы не утихали.
Когда дурнота отступила, Эстер разделась и скорчилась под душем. Она сидела на полу, и струи хлестали ее тело, смывая с ее кожи запах Девятого Вала. Иногда в голове вспыхивали обрывки воспоминаний: вот она с ним. Джинсы на лодыжках. Руки вцепились в край стола. Его стоны. Эстер подставила лицо под воду. Подтянула колени к груди. Палец саднило. Глядя на порез, Эстер пыталась припомнить, как все получилось. Звук, с каким разбилась в прихожей ваза; бледный свет на кухне; пирог Абелоны. Эстер вспомнила все. Скульптуру лебедя, увиденную в парке. Панику, охватившую все ее тело. Как аквавит обжигал горло. Счастливую пару, сидевшую в баре и обсуждавшую планы на выходные. Эстер развела колени и согнулась: снова накатила тошнота. Какое-то время она давилась, но потом рвотные спазмы утихли. Положив руки на колени, Эстер запрокинула голову. Хотелось, чтобы вода, что лилась сверху, превратила ее в кого-нибудь другого.
Омывшись, Эстер вышла из душа. Натянула тренировочные штаны и джемпер. Перерыла сумки в поисках парацетамола. Дрожащей рукой закинула в рот две таблетки; холодная вода, которой она их запила, ударила в желудок будто кулаком. Мокрые куртку и вчерашний джемпер Эстер пристроила на батарею сушиться. Поставила телефон на зарядку. Включила чайник на кухне. Пошарила в кухонных шкафчиках. Пусто. Она в Копенгагене уже два дня — и до сих пор не купила еды для себя же. Даже молока к чаю у нее нет. Из съестного — только остатки заветренного печенья в кокосовой посыпке. Злая от стыда, Эстер налила кипятку, забрала печенье и села на диван.
В спальне запищал, оживая, телефон; Эстер сходила за ним, вернулась на диван и стала скроллить уведомления.
Голосовое сообщение от Джека. Голосовое и эсэмэска — от Нин.
Ya, Старри. Я только что из Ракушки. Ходила повидаться с тобой, и твой папа сказал, где ты. Взял с меня клятву держать все в секрете. Не волнуйся, я не скажу маме. Поверить не могу, что ты в Копенгагене.
