Сочувствую, что вы так чувствуете - Ребекка Уэйт
И Марк отвечает! В трубке его знакомый хрипловатый голос.
– Да, алло!
– Это Селия.
Секундная заминка, и Марк продолжает, чуть мягче:
– О, привет, Селия. Рад тебя слышать.
– Ты не сказал мне, что увольняешься! – вырывается у нее.
– Все произошло очень внезапно, – говорит он.
– Да не может такого быть. Я волновалась. Я же твой друг! – Селия чуть ли не причитает.
С ответом он медлит, а когда снова заговаривает, в голосе звучит усталость.
– Честно говоря, Селия, я не знал, как ты это воспримешь.
– А как мне это воспринимать?
– Иногда лучше все бросить и начать с чистого листа.
Где тут чистота, Селия не понимает, о чем и говорит.
– Слушай, – произносит Марк, – давай как-нибудь встретимся. Кофе выпьем или перекусим, ладно? Но сейчас, боюсь, мне очень неудобно разговаривать. Перезвоню тебе на неделе, хорошо?
Селия терпеливо ждет, но он так и не перезванивает.
Следующие недели Селия предается горю. Разумеется, никто ничего не замечает. Да и замечать некому. Дочери заняты своей жизнью, а Майкл редко их навещает. Как бы там ни было, утешения Селия ждет не от детей. Она сама чувствует себя ребенком, которому не хватает матери, – возможно, не ее собственной матери, та никогда не давала ей утешения. Ей нужна настоящая мать, любящая и заботливая, которая обняла бы Селию и сказала, что все будет хорошо, что горе не вечно. Но такой матери у Селии нет и не было, а сама себя она утешать не умеет.
Селия старается загрузить себя делами и раствориться в мелких бытовых хлопотах. По понедельникам, средам и пятницам она работает в колледже. Вечером в среду и четверг она дает частные уроки, по субботам и воскресеньям они с Элис отправляются на прогулку, иногда в какой-нибудь музей или галерею. Селия с охотой читает, а еще играет на компьютере в бридж – оба этих занятия тоже помогают скоротать время. По вторникам Селия делает покупки для живущей по соседству Эдит Лэнгфорд. Той девяносто один год, и после падения она еле ходит, а взрослые сыновья никогда к ней не приезжают. Увидев однажды, как Эдит с трудом тащит сумки из магазина, Селия сама вызывается ей помогать. Помощь ей не в тягость, она принимает все как данность, у нее нет привычки размышлять ни о собственной доброте, ни о других, менее привлекательных качествах.
Однако именно этот ритуал в конце концов подкашивает Селию. Однажды вечером на кухне у Эдит Селия выгружает на стол покупки – две пинты молока, батон, сливочное масло, два замороженных пирога с рыбой, яйца, бананы, – а Эдит пересчитывает сдачу. Неожиданно на глаза Селии наворачиваются слезы. Она надеется, что все быстро закончится, но слезы не отступают и в следующую секунду уже бегут по щекам и капают на стол. Перед Эдит Лэнгфорд ей меньше всего хотелось бы расплакаться. Несмотря на внешнюю хрупкость, Эдит отличается бесцеремонностью и напоминает Селии директрису из ее школы для девочек.
– Селия, – говорит Эдит, – что стряслось?
Хотя Селия и пытается взять себя в руки, слезы не прекращаются. На ощупь она принимается рыться в сумочке в поисках салфетки.
– Что-то случилось? – спрашивает Эдит. – Это из-за девочек?
Селия качает головой.
– Все так несправедливо, – всхлипывает она, – и вечно так.
Стоя посреди кухни в доме Эдит, она плачет. Эдит наливает ей чашку чая, на это уходит немало времени – возможно, потому, что руки у Эдит дрожат, а может, ей хочется дать Селии возможность прийти в себя. Правда, Селия этой возможностью не пользуется и все плачет, даже поднеся к губам чашку.
Эдит присаживается рядом с ней за стол.
– Останься-ка со мной пополдничать. Я только яйцо собиралась сварить, но за компанию есть всегда веселей.
Селия собирается отказаться – ей хочется, чтобы эта неловкая сцена быстрей закончилась, к тому же полдничать еще рано и скоро из школы вернутся Элис с Ханной, но Эдит добавляет:
– Сделай одолжение. Ко мне редко гости на полдник заглядывают.
И Селии приходится согласиться.
Эдит варит им по два яйца и делает тосты. Готовя еду, она болтает – рассказывает о своем отце, о методе, которым тот пользовался при варке яиц, и о том, как он старался, чтобы желток был таким, каким надо. Когда они приступают к еде, Селия перестает плакать.
– Тебе, похоже, нелегко приходится, – с присущей ей напористостью говорит Эдит, разбивая второе яйцо.
Селия сглатывает – горло снова опасно перехватило.
– Да, – отвечает она, – так и есть.
– Я вот что для себя уяснила: если выпить в постели чашку чая и положить под одеяло грелку, то все печали испаряются, – говорит Эдит.
Селия кивает:
– Надо так и сделать.
– Да, хоть что-то надо бы предпринять, – говорит Эдит, и Селии чудится, будто ее укоряют.
Однако дома, увидев, что Ханны нет, а Элис занята уроками, Селия идет на кухню и смотрит на чайник. Потом все же готовит себе чашку чая и грелку. Все это она уносит к себе в комнату. Вечер выходит немного утешительным, хоть Селия и не верит в утешение.
История с Марком становится для Селии тяжелым уроком, однако в эти дни она старается гнать от себя мысли о нем. В конце концов, полагаться на других нельзя, и об этом ей все время напоминают даже собственные родственники. Селия понимает, что отдушины в детях ей не найти. Последним ударом становится решение Элис подать документы в Эдинбургский университет. Селию оно совершенно подкашивает. И это притом, что лондонские университеты – одни из лучших в мире. Уму непостижимо.
– Но меня еще, возможно, и не примут в Эдинбург, – оправдывается Элис, – и даже если примут, я, может, и не потяну.
Словно Селию это успокоит!
Может, ей и правда пустить постояльца? Майклу комната больше не нужна: по окончании университета он возвращается в Лондон и, чтобы получить сертификат юриста, заканчивает курсы, но теперь они с девушкой снимают квартиру, хоть это и пустая трата денег. К сожалению, к увещеваниям Селии Майкл остается глух, но она не теряет надежды, что с девушкой у них все разладится, – Селия всегда считала ту особой неприятной. Поэтому Селия не хочет отдавать комнату Майкла постояльцам, ведь так она лишит сына возможности вернуться. Вдруг вообще все трое ее детей перестанут ездить домой, если там поселится чужой человек?
Селия часто вспоминает времена, когда дети были маленькими, – как они липли к ней, центру их тогдашней вселенной. Она не думает об усталости и одиночестве тех дней, о разочаровании и обидах
