Осенняя охота - Екатерина Златорунская
Артур отказался от воды.
«Жить», – улыбнулась Оксана. Мужчина из четверки с красным лицом посмотрел на нее строго, она почувствовала, как кольнуло в виске, – значит, он пытается читать ее мысли.
Виктор Алексеевич недавно женился в третий раз. Он страдал гайморитом и шумно дышал. Артуру месяц назад исполнилось двадцать три. Оксана о нем ничего не знала, и на день рождения Артура она не сдавала денег, и на торт ее не позвали тоже.
Стюардессы прокатили тележку в другой конец самолета.
– Приедем, первым делом кофеечку выпью, – говорил Виктор Алексеевич Артуру. – Любишь кофе?
Артур любил раф. РАФ Жираф.
Оксана почувствовала тошноту и пошла в туалет.
Женщина из той компании сидела через проход, приоткрыла рот, развела ноги, спит, один из мужчин погладил ее. Стало гадко. Шлюха. Все женщины шлюхи. Оксана старалась думать о другом, но не получалось.
– Туалеты закрыты в условиях турбулентности, – развернула ее назад стюардесса.
Тошнота прошла, но усилилась боль в голове, не отступающая еще со вчерашнего вечера. Ночью она не спала, лежала с выключенным светом. Она знала, что мать тоже не спит, думает: начинается или не начинается приступ? Раф Жираф. Раф Жираф, жираф, жить раф, раф жив. Скоро весна. Скоро растает снег. Ее родители и она сама боялись весны.
Оксана выпила таблетку и стала дышать по специальной технике. Через пять минут станет легче, через пять минут станет легче… Стало легче.
Оксана вспомнила, как ехала в аэропорт. Снег, шедший весь вчерашний день, к ночи закончился, затвердел, а к утру панцирем покрывал землю. Деревья, сухие и черствые, сплетались в зигзаги, за ними пустые поля со снегом, дачи. По обочинам дороги сугробы, сизо-белые с внешней стороны. Оксана хотела выскочить из машины и пойти туда, за дачи: они проезжали тот район, где у них раньше была дача, и снег там белее, чище, там никого, дачи зимой пустые. Прошлой зимой она туда уже ходила: завернулась в тулуп, выпила водки, чтобы заснуть, замерзнуть. Но ее нашли отец с матерью.
В салоне запахло котлетами. Стюардессы ели за перегородкой и пересмеивались. Вышла первая, с жирными от котлет губами, понесла журналы. Оксана открыла – реклама нижнего белья, реклама косметики, реклама лета, путешествий, отелей с полями для гольфа.
Мелким шрифтом – правила игры в гольф для новичков. Ей сразу попалось на глаза: «Между «ти» и «грином», кроме «фервея», всегда есть зона под названием «раф». На ней растут высокая трава и кустарники, имеются и прочие препятствия. Из этой зоны мяч гораздо сложнее выбить, чем из других».
Оксана летала на самолете три раза за жизнь. В детстве в Сочи. В Москву два раза. А это четвертый. И тех четверо. От напряжения ныл висок. Но что же значит РАФ? Трава, жираф. РАФ? Ра? Бог неба? Но при чем здесь гольф? Трава.
Оксана понимала, что они узнали о летчике, понимала, что летчик так предупреждает ее, шлет сигналы, но она не могла разгадать их смысла.
В ту церковь, где Оксана прибиралась, ходила еще одна старушка, но не на службу, а за вещами. Прихожане и просто неравнодушные люди привозили продукты и разные вещи для детей и взрослых, хорошие, почти не ношенные. Старушка брала детские вещи, баранки и крупы, а после сидела на лавочке и ждала собеседника, чтобы рассказать и поплакать о своей несчастной жизни. Ее звали Раиса. Оксана иногда садилась к ней, сочувствовала. Родила Раиса двоих сыновей, один живой, женился, но живет плохо, пьет. Старушка Раиса и сама попивала. «А другой погиб». Тот, который погиб, был летчик. «Какой уж хороший, какой красавец, глаза серые». «Но он не умер». Старушка излагала свою версию его жизни: «Здесь, на земле, он, да, разбился, но на самом деле он улетел в другую страну. Он прилетает иногда ко мне, говорит: “Мама, найди мне невесту”. Никак не устроится там без жены, без жены сложно. Дом там построил, вертолет купил. Работает». Раиса, рассказывая, плакала. Платок грязный. Руки грязные. От старухи пахло самогоном. Оксана ее утешала, но не верила.
Раиса принесла его фотографию. Молодой. Красивый, в форме. «Вот какой. Вместе пойдем к нему на могилку, он на тебя тоже поглядит. Раньше часто самолеты бились, вот он и погиб. Он вез консервы в Куйбышев. Вот мне его и отдали консервами. Килькой в томате».
– Оксана, ты эту бабку не слушай, она пьяница, и мозги у нее не на месте, – предупредил священник, отец Андрей, застигнув Оксану с фотографией. Он раньше тоже пил, валялся на улице, но его подобрали одни хорошие люди, он у них работал на ферме, вылечился и вот уже двадцать лет не пьет, стал священником, подбирает больных людей, лечит, помогает как может. Оксана была в него платонически влюблена.
Бабка больше не приходила. Одна женщина из прихода рассказала: «А помните бабку с летчиком? Та бабка и ее семья сгорели, все двенадцать человек, в своем бараке. Старая проводка». Оксана нашла потом в новостях: сгорела сама бабка, ее сожитель, сын-алкоголик, жена сына-алкоголика, ее дети – двенадцать лет и четырнадцать лет от предыдущих браков, а также пятеро детей от сына бабки и брат этой жены, тоже алкоголик. Все сгорели, а младшим детям, близнецам, не было и года. Отпевали взрослых и младенцев заочно, без тел. Для всех просили вечной памяти. Священник сказал: «Ну вот и успокоились рабы Божьи». Оксана думала: «И правда успокоились там, и это уж не так страшно – успокоиться, ведь мы хотим все одного и того же. Успокоиться».
Оксана ездила смотреть на сгоревший дом. Вместо него черная яма и безглазое небо. Соседка сказала, что не знает о другом бабкином сыне. Бабка в этих краях была новая жительница.
– Летчик, нет ли, не знаю. Пила, и сын пил, и все пили. Несчастные дети.
А ночью он Оксане приснился – этот летчик, красивый светлоглазый, держал в руках свою фотографию, ту, что старушка показывала.
– Ты мне понравилась, – сказал. – Прилетай. Ты меня узнаешь, фотографию ты видела, я не изменился.
Через неделю наметилось совещание, командировка. Сон в руку.
Священник заметил ее волнение. Позвал прогуляться вокруг церкви.
– Оксана, как ты? Расскажешь?
Они сделали уже три круга. Оксана хотела, но не могла рассказать, словно ей летчик зажимал рот рукой, и было смешно, она даже видела его руку и как он идет рядом, в форме, в плаще, в пилотке.
– Тебя снова беспокоят воспоминания об Игоре?
Игорь был на той свадьбе, где пятнадцатилетняя Оксана впервые
