Осенняя охота - Екатерина Златорунская
Астрид смотрела на разноцветное небо, впервые в жизни она видела северное сияние. Ей только было страшно, что все это сон. Она щипала себя за щеку, чувствовала настоящую боль и плакала от счастья: все по-настоящему, она жива, они идут домой.
Пристегните ремни
– Пристегните ремни! – Худая стюардесса с уставшим, несмотря на яркий макияж, лицом обходила пассажиров. Узкие брюки болтались на талии и бедрах. От нее пахло супом.
Пассажиров в самолете было всего семь человек. Трое из них – Оксана, Артур и их начальник Виктор Алексеевич. Другие четверо – подозрительный квартет из трех мужчин в чиновничьих костюмах черного цвета и женщины в черном платье, от них всех потягивало перегаром. Стюардесс было две. Вторая, миловидная круглолицая, списывала показания со щитка в телефон.
Оксана смотрела в иллюминатор. Черное холодное утро, словно они не на Земле, а в безжизненном космосе. Вылетали в пять утра, и еще не выключили с ночи фонари, но их свет не вносил в пейзаж утешения.
«Мерседес», доставивший тех четверых к трапу, отъезжал. Водитель за черным стеклом ускользал от опознания.
Оксана сидела одна, как отличница, в начале ряда, а Виктор Алексеевич с Артуром – в хвосте самолета, как школьники за последней партой. Летели на совещание в Москву из Мурманска. А до Мурманска из Оленегорска доехали на такси.
Худая стюардесса рассказывала, что делать, если самолет будет падать, где найти запасные выходы, кому первому надеть кислородную маску – себе или ребенку, Артуру или Виктору Алексеевичу. Кроме Оксаны, никто из пассажиров ее не слушал и на нее не смотрел. В утреннем свете яркий макияж – длинные черные стрелки, красные губы, коралловый румянец – на жестком, как больничная подушка, лице казался еще неуместнее.
Наверное, такой макияж входил в рабочий дресс-код, потому что вторая накрасилась под копирку, но она была юная, фигуристая, свеженькая. Оксана подумала, что Виктор Алексеевич, несмотря на недавно родившую жену, уже успел оценить ее несомненные достоинства.
Оксана не пользовалась косметикой, всего лишь раз накрасила губы на свадьбу родственницы, но это было давно, когда ей было пятнадцать. Она поддалась на уговоры сестры. Помада была нежно-розового цвета, пахла розой и быстро стерлась.
Стюардессы сели перед пассажирами, как на театральном представлении, лицом в зал, и пристег‑ нулись.
Разогнались, наискось и вверх: дома, деревья уменьшились, облака закрыли землю.
Стюардессы смотрели на пассажиров одинаково безразлично и думали о своем. Оксана пыталась представить, как худая одевалась на работу, как красила глаза, губы. И следом увидела ее мертвое тело, вернее фрагменты тела, она изучила в интернете, как выглядят мертвые тела после падения: иногда целые, синие, а внутри месиво из внутренностей и костей.
Худая стюардесса что-то сказала на ухо напарнице, и та улыбнулась.
В салоне резко посветлело, словно они вдруг оказались на жарком пляже и сейчас принесут коктейли. Оксана сощурилась.
Виктор Алексеевич и Артур что-то негромко обсуждали. Их голоса гудели, как шмели. Оксана не могла разобрать слов. Виктор Алексеевич засмеялся. И тут же подобострастно отозвался смехом Артур. Оксана подумала, что смеются над ней. Странная, одевается как послушница в монастыре, девственница и тому подобное. Вековуха. А ей не было и тридцати пяти. Все это она знала. Слышала, что о ней говорят, много раз. Привыкла. А после дня рождения начальника хозяйственного отдела – женат, двое взрослых детей – ее уже избегали, как прокаженную. Хотя это не она хозяйственника ущипнула, а он, пьяный, ущипнул ее за попу.
Оксана устала в тот день и уже с утра знала, что сорвется, проявились всегдашние симптомы: тело чесалось, болела грудь, – но все-таки не пошла домой и осталась на дне рождения. Хозяйственник ущипнул, она завизжала в ответ, в знак протеста, как оперная певица, ей нравилось, как хорошо и громко у нее получается, и она даже моделировала интонации, разгоняясь, взмахивала руками, сдавливала горло для лучшего звука. В финале арии сорвала голос.
Виктор Алексеевич предложил уволиться. Оксана пожаловалась высокопоставленному брату. Наверняка, Виктор Алексеевич, у вас не все чисто в вашей конторе обстоит. Конфликт сошел на нет.
Оксане выделили отдельный кабинет, маленькую комнатенку без окон, и все сотрудники перешли с ней на удаленный режим общения письмами через программу «Дело». Оксана начала терапию, как и обещал брат, и вела себя хорошо, смирно. Ей нравился ее кабинет: канцелярская келья с тихими серыми стенами, на столе компьютер, карандашница с отточенными карандашами, стул. Она принесла из дома кактус и денежное дерево.
Виктор Алексеевич взял ее в командировку не без опасений, несмотря на мирное сосуществование последних недель, и, конечно, не потому, что Лариса Васильевна, начальница юридического отдела, в котором числилась Оксана, заболела, а на встрече нужен был юрист, а потому, что позвонил брат Оксаны и попросил. Есть люди, которым нельзя отказывать.
Оксана знала, что командировку по-настоящему устроил он, ее таинственный жених.
Оксана ходила в церковь. Это была особенная церковь, не принадлежащая к епархии. Скорее, община, где лечили и служили по-своему. Приход – алкоголики, наркоманы, больные шизофренией. Оксана сажала цветы в приходском садике. Однажды она увидела мужчину, он стоял у входа, как солдат на воротах. Он ничего не просил. Мимо него проходили, не замечали. Оксана дала сто рублей, а он не взял, попросил хлеба и сахар.
Больше Оксана его не встречала. Она высматривала его около церквей и магазинов, но он исчез. Наверное, это был ангел. Ей нравилось думать, что она покормила ангела. С той встречи она ждала чуда.
Табло погасло, можно было отстегнуть ремни. В самолете было холодно. Оксана не сняла шубу, длинную, карамельного цвета, одолженную ей матерью в командировку для создания имиджа преуспевающей женщины. Свет от облаков усиливался. Как светло там и сияет! Оксана чувствовала легкость от разъединения с землей. Земля обладает силой тяжести, и поэтому у нас такие тяжелые души на земле, а здесь светлеют и легчают.
Стюардессы выкатили ящик с водой: «С газом или без газа?»
Те четверо заказали в таком порядке:
– Без газа.
– С газом.
– Без газа.
– С газом.
Оксана мысленно посчитала: четное число – жить, нечетное – не жить. Она еще ребенком пользовалась этим тайным знанием, открытым для нее соседской девочкой. Четное – не жизнь, как цветы на кладбище, нечетное – жизнь.
– И это весь сервис? – пошутил Виктор Алексеевич, но первая стюардесса
