Физическое воспитание - Росарио Вильяхос

растянуть прогулку. Иногда им было так комфортно, что, дойдя до своего подъезда, одна говорила другой: «Давай теперь я тебя провожу, мне домой пока не хочется». Каталина никогда не слышала ничего приятнее, чем эти слова из уст Сильвии, говорившие, что ее компания кому-то важна. Она уже почти не помнит, о чем они болтали на этих прогулках. Наверное, о том, чем занимались после школы, о последних сериях «Секретных материалов», о том, как им нравился Малдер. Каталина не признавалась, что ей нравится еще и Скалли, или что самые первые ее эротические фантазии были связаны с персонажами, которые ищут инопланетян, или что иногда перед сном она пыталась вообразить, будто она и есть «чужой», которого они разыскивают, правда, то, что можно было бы назвать половым влечением, так и не формировалось в ее голове окончательно. Смущенная плодами собственного воображения, она старалась сосредоточиться на самом интересном, пока не уснет, но иногда, просыпаясь, обнаруживала, что обнимает подушку ногами, и не помнила, что конкретно ей снилось. От «Секретных материалов» они переходили к тем, кто им нравился в реальной жизни. У Сильвии с этим все было ясно: Шустер. Она с самого начала учебного года строила ему глазки на перемене. Каталина, чтобы не отставать, выдумала себе парня, с которым якобы познакомилась в поездке на каникулах. Она думала, что Сильвия будет над ней смеяться, но не так, как Амалия над бандажом (что ей тоже было ужасно неприятно), а обидно смеяться – ведь это уже другое, это ее чувства, хуже того, отсутствие таковых. Каталина не доверяла ни Сильвии, ни кому-то другому точно так же, как дома не доверяли ей самой.

Недоверие – это длинный влажный коридор, покрытый липкой чешуей подозрений. Наследие, которое так просто не отринуть. Если продавец в магазине говорил маме, что какая-то высокая девчонка, тощая, как парень, стащила у него пачку леденцов, мама сразу думала, что это была Каталина; если учительница говорила, что две контрольные в классе одинаковые слово в слово, папа заключал, что списывала именно Каталина. В детстве она даже думала, что ее не пускают гулять не для того, чтобы защитить ее от заразных болезней других детей, а чтобы уберечь остальное население от ее опасного общества. От Сильвии она тоже пыталась скрыть часть себя, ту часть, которую даже сама не решалась исследовать, – может быть, того самого злобного монстра, которого задабривает заусенцами или волосками из бровей. Она просто хотела нравиться подруге, хотела, чтобы та считала ее самой что ни на есть нормальной, и всеми силами старалась заполнять тишину пустой болтовней или обсуждением одноклассников, которых обе не выносили, потому что те над ними издевались. Они изливали друг другу душу и веселились, придумывая, какие ответы – непременно саркастичные, остроумные и высокоинтеллектуальные – могли бы дать этим уродам на своем пути. Тем, кто сообщал Каталине, что она каланча, – задиры ведь всегда цепляются к какой-нибудь физической особенности, когда хотят задеть тихоню. Сильвия уверяла ее, что Каталина не такая уж высокая, а сама она не такая уж толстая, как утверждают обидчики, но Каталина подозревала, что Сильвия не очень-то верит в собственные слова – слишком часто ее подруга искала в девичьих журналах советы, как похудеть за неделю. Когда ей удалось избавиться от килограммов, которые она считала лишними, Сильвия набралась смелости и первая подошла к тому, кто ей так нравился. С того вечера, когда они замутили, парень заменил ей Каталину на прогулках.

Гильермо почти никогда к ним не присоединялся, потому что в это время был в музыкальной школе или учил дома сольфеджио на гитаре. Каталина виделась с ним гораздо реже, чем с Сильвией. Однако все главные вехи года были отмечены его присутствием. Например, ее первый поход в библиотеку. В начале года учительница литературы дала им список книг, которые они будут проходить, и Каталина встревожилась, когда увидела, что там не те же самые романы, которые за несколько лет до этого изучал Паблито. После урока она подошла к учительнице и сказала, что родители, наверное, не смогут ей все это купить после того, как потратили целое состояние на книги для брата, а потом спросила, можно ли будет одолжить эти книги у учительницы. Учительница ответила не сразу – вопрос был неожиданный. «Не получится, – сказала она наконец, – книги мне нужны, чтобы готовиться к урокам». А потом добавила, как будто не нашла в словах ученицы никакого повода для беспокойства, что Каталина наверняка сможет взять их в библиотеке. Каталина кивнула и ничего не сказала, но совету учительницы не последовала. Она тогда даже не знала, что книги в библиотеке выдают бесплатно и что нужно только оформить читательский билет, чтобы можно было брать на дом по две книги сразу на срок до пятнадцати дней (и на целый месяц летом). Все это вынужден был ей объяснить Гильермо, который до декабря старался читать заданные книги как можно быстрее, чтобы пораньше передавать их подруге. Но тут им задали прочитать книгу на староиспанском, да еще на двести с лишним страниц мелким шрифтом – «Селестину»[25]. Гильермо сказал, что сам не знает, когда ее дочитает, если вообще дочитает, и посоветовал взять книгу в библиотеке, чтобы Каталина тоже успела ее прочитать к контрольной. Он вызвался сходить вместе с ней и объяснить, как брать книги. Они направились в библиотеку в субботу утром, и первое впечатление запомнилось Каталине навсегда. Читальные залы, где слышался только шепот и шелест страниц, стопки книг на столе библиотекаря, ждущих возвращения на свои места, выставка рекомендуемых книг на специальной полке при входе, приглушенный шум университетских студентов, которые шуршали штанами и зимними куртками в коридорах, выходили на перекур и снова возвращались к своим конспектам и брались за ум. Но больше всего ее привлекли ящички с библиографическими карточками на каждую книгу, запах, который от них исходит, ощущение на подушечках пальцев, когда их перебираешь, вытертая бумага, такая же гладенькая на ощупь, как шрам у нее под пупком. Шрамы на памяти – вот чем показались ей книги.

Никто, даже Гильермо, не представлял, насколько она была счастлива узнать, что в библиотеке можно любую книгу взять на дом или читать прямо там. Ее даже не смутило, что она расписывается в своем невежестве, раз не знала этого прежде. Гильермо счел, что это странно, но мило. Дома Каталина с энтузиазмом рассказала о своем открытии Паблито, с которым почти ни о чем не разговаривала, но он, к ее удивлению, и так знал про библиотеки, просто ему никогда не приходилось туда ходить, потому что, если ему нужна была книга, мама сразу покупала. Каталине мама говорила, чтобы брала книги у Паблито. А папа, видя ее погруженной в роман, говорил, что не надо ей столько читать – от чтения женщины сходят с ума (как Дон Кихот).

Среди книг, которые они проходили в этом году, были такие, что понравились Каталине или как минимум ее заинтересовали, особенно «Селестина», но она ни разу не подняла руку на уроке, чтобы спросить, можно ли в наше время назвать это произведение дидактической комедией. Она предпочитает молчать и не задавать вопросов, потому что боится, что ей что-то скажут, а она не поймет. К тому же она полагает, что у нее очень ограниченные интеллектуальные способности, так что нечего даже пытаться понять более сложные книги; возможно, причина в том, что она наслушалась от папы про бесчисленное множество вещей, которые женщинам не под силу, а может быть, это началось после того, как с ней перестал разговаривать тот старшеклассник, потому что она не понимала тексты Боба Дилана. На перемене она слышала, как в двух метрах от нее Исабель все время говорит про Милана Кундеру и книгу, которую читает, о любви и неверности. Каталина уже знала одну неверную женщину с кучей любовников из реальной жизни: соседку с третьего этажа. Ее муж появлялся и исчезал как по мановению волшебной палочки, и в его отсутствие она поздней ночью принимала у себя дома мужчин, потому что, как говорила мама, мытьем