Физическое воспитание - Росарио Вильяхос
– Если подождешь полчаса, могу подвезти тебя на мотоцикле, мне по пути, – говорит парень, взглянув на грязные часы на руке.
– Серьезно?
– Конечно. Я могу закрыться пораньше, вряд ли кто-то еще сегодня заедет – народ еще не вернулся из отпусков, сама видишь, за все это время больше никого не было. Пойду закрывать кассу, а ты пока, если хочешь, полистай какой-нибудь журнал.
Каталина так и делает – берет музыкальный журнал из тех, которые так любит Хуан. Она спрашивает себя, почему бы не позвонить Хуану, чтобы приехал ее забрать. У него вроде уже есть права, и мать разрешила бы ему взять машину. Но Каталина отбрасывает эту идею; в последний раз они расстались на плохой ноте.
Хуан две недели каждый день заговаривал с ней про это дело, пока Каталина наконец не выдала, что «еще не готова» – она несколько лет назад подслушала эту фразу в «Беверли-Хиллз 90210» и надеялась, что ей, в отличие от героинь сериала, она поможет. Они с Хуаном лежали на газоне и долго целовались взасос. Целоваться взасос они начали с четвертой встречи. Каталина как-то сразу наловчилась: секрет в том, чтобы тщательно контролировать влажность во рту, и тогда поцелуй не будет ни сухим, как когда тебя лижет кошка, ни слюнявым, как когда лижет собака. Хуан говорил, что она круто целуется. Тогда, на пересохшем газоне, он запустил руку ей под футболку, и она первый раз позволила потрогать себя за грудь. «Позволила» уже подразумевает, что ей самой этого не очень хотелось, но она считала, что должна чем-то отплатить парню за эти четыре месяца вместе, что ему полагается какая-то награда за терпение, за выслугу лет, вроде подарочной корзины к Рождеству, которую папе вручают каждый год на работе. Она старалась не думать о том, что у нее есть соски, а сосредоточиться на своем языке, ласкающем чужой язык. Потом грудь Хуану наскучила, он вытащил руку из-под футболки и потянулся к молнии на ее штанах.
– Не-не-не! – запротестовала Каталина. – Ты что, в парке, среди бела дня? Вдруг меня увидит кто-нибудь, кто моего отца знает? Мать моя, например.
Хуана, как всякого парня, нисколько не беспокоило, что кто-то увидит, как он тискает девушку, однако самой девушке при этом полагалось следить, чтобы дело не приняло серьезный оборот. Каталина не знала, насколько сейчас все серьезно, но в целом происходящее было для нее чересчур. Она спросила Хуана, неужели им больше заняться нечем, а то ей кажется, что ему от нее надо только того самого.
– Конечно, конечно, – ответил Хуан, умерив пыл.
Они стали болтать об одноклассниках, но почти сразу же Хуан опять завел речь о своей подруге Ане, которая уже занималась этим делом. Каталина снова настояла на том, чтобы сменить тему и поговорить хоть о чем-нибудь другом; эта тема ее уже достала.
– Достал уже.
Когда у нее вырвались эти слова и она заметила, как Хуан вдруг напрягся всем телом, она поняла, что обладает большей властью над ним, чем думала. Властью, какой у нее не было дома. Она уловила его страх перед этими словами, в которых сквозила угроза его бросить. Это не была такая же паника, какая накрывает Каталину при мысли о том, что мама бросит ее или окончательно бросит собственное тело и тогда она больше никогда не увидит маму; страх Хуана больше походил на то, что почувствовала бы Каталина, если бы у нее в папке для черчения потек рапидограф, или намокли тетради, или ей поставили бы «удовлетворительно» в последнем триместре по предмету, где она идет на твердое «отлично». Хуан сразу заговорил по-другому. Он перевел разговор на музыку, чтобы ей угодить, и достал наушники из рюкзака – дать ей послушать песню Nine Inch Nails, которую она еще точно не слышала. Не то чтобы Каталине совсем не нравилась эта группа, но в тот момент ее взбесило, с каким фанатизмом Хуан говорит о солисте. Он вызывал у нее какую-то странную ревность и недоумение, потому что она ни от кого настолько не фанатела, и ей становилось гадко оттого, что бывают такие люди, как Хуан, которые все на свете знают про какого-то иностранного артиста и ничего – про то, что волнует их девушку. Вроде того парня на класс старше, с которым они как-то пересеклись в кабинете у методиста: Каталину туда отправили, потому что она на неделю была освобождена от физкультуры, а его – за поведение. Они поболтали о музыке и поэзии, а на следующий день мальчик принес ей все книги стихов Боба Дилана, какие нашлись у него дома. Когда Каталина, возвращая их, сказала, что некоторые стихи совсем не поняла и вообще не все книги прочитала, мальчика это, похоже, задело. Она так и не знает, перестал он с ней разговаривать из-за того, что она сказала, или из-за того, как она это сказала; может, он решил, что она терпеть не может Боба Дилана, и почувствовал себя оскорбленным – Каталина тоже оскорбилась бы, если кто-то сказал бы, что она слушает дерьмо. И она сочла за лучшее с тех пор не признавать, что ей на самом деле нравится или не нравится. В любом случае она через несколько дней видела, как он потащил те же самые книги ее однокласснице Исабель, самой опытной в том, что касается любви мальчиков.
Каталина больше знает о парне на класс старше, о Елене Сорни, даже об Исабель, чем о Бобе Дилане или Тренте Резноре[23]. Например, знает, что тот парень живет ближе к центру города и у его родителей полные шкафы книг. По вторникам после школы он ходит на английский. А по субботам – в театральную студию. Это все он ей рассказал, пока они сидели вместе у методиста. Помнит ли он, о чем ему рассказывала она? Она подозревает, что нет и что он вообще из «нулей». Что касается Исабель, то она все время сидит на первой парте. Ее родители не из таких, у кого полные шкафы книг, но ей хотелось бы, чтобы были из таких. Исабель всегда в курсе творческих конкурсов, которые устраивает школьный литературный кружок. А Каталина, наоборот, узнаёт о них слишком поздно, если вообще узнаёт. Зато она знает много других вещей: например, что это Гарридо из параллельного класса насрал в коридоре, или что родители Пилар Мехиас (одной из девочек, которые ходили тогда жаловаться на дона Мариано) забрали ее из школы и перевели в католическую, потому что она додумалась им рассказать о том, что творится на уроках физического воспитания. Они так решили, потому что некоторые родители предпочитают принять решение сами, не обсуждая с ребенком; они от своего имени расписывают будущее своих дочерей, пока те не убегут из дома, или не попадут в руки похитителей, или пока сами родители не утратят о них всякое понятие, как папа с мамой, несмотря на то что тело Каталины по-прежнему ходит рядом с ними, – даже не задаваясь вопросом, как они до такого докатились. Вот точно так же она ничего не знала о жизни лидера Nine Inch Nails и не особенно хотела знать; и на этот раз ей даже не пришлось повторять, что Хуан ее достал. Единожды сказанные, эти слова надолго повисли между ними, и Каталина воспользовалась случаем, чтобы злоупотребить своей новообретенной властью и натянуть канат посильнее. Она сказала Хуану, что идет домой (несмотря на то, что еще не стемнело). Он стал умолять, чтобы она разрешила ее проводить, но Каталина ответила, что лучше не надо; она не хотела, чтобы папа или мама ее с ним увидели. Она это ему твердила все четыре месяца, и тут ее взбесило, что до него так и не дошло.
– Ты же с моей семьей познакомилась и сто раз была у меня
