Физическое воспитание - Росарио Вильяхос

Но через мгновение мужчина выходит из магазина с блоком сигарет и журналом в руках и кладет их на заднее сиденье. С ним молодой парень, который начинает заправлять машину. Горячий ветер доносит до нее обрывки голосов вперемешку со стрекотом цикад, по-прежнему отмечающих дневную жару. Мужчина закурил, и парень говорит ему, что через несколько месяцев курить на бензоколонках запретят. Мужчина смеется и качает головой, как тогда в машине, но ничего не отвечает. Он курит и смотрит на туалет; у Каталины еще больше пересыхает во рту. Он идет туда; она видит, как он обследует металлическую дверь и открывает ее ногой, точно так же, как совсем недавно она, и через минуту возвращается. Теперь он подходит к парню-заправщику и жестикулирует. Сначала указывает на туалет, потом вытянутой рукой обозначает какую-то высоту над уровнем земли. Что-то высокое, почти метр восемьдесят. Он спрашивает про нее. Парень опускает уголки рта и мотает головой, вытирая руки тряпкой, которая свисает у него из кармана штанов. Мужчина достает из машины белую толстовку и показывает ему. На секунду Каталина думает, что он собирается отдать ее парню, на случай если появится хозяйка, потому что ему надо ехать. Вместо этого мужчина подносит толстовку к лицу и нюхает. Полный мочевой пузырь, дрожь и позыв к рвоте. Увидев это, парень резко отстраняется, машет рукой на прощание и уходит в магазин. Мужчина садится с толстовкой в машину и некоторое время ждет с включенным двигателем. Наконец ему это надоедает, он ударяет по газам, и машина с шумом срывается с места, подняв пыль. Через несколько метров мужчина на ходу выбрасывает в окно ее драгоценную белую толстовку и скрывается вдали. Из-за оптического эффекта кажется, что вещь сбежала сама, будто огромный мотылек вылетел из шкафа.

Каталина в кустах боится шевельнуться. Лучше еще немного посидеть и послушать индустриальный грохот цикад. Она трясется от холода и ужасно хочет писать. В конце концов она спускает штаны и мочится прямо там, с такой силой, что забрызгивает щиколотки и кеды; это свинство, но сейчас ей не до приличий. Когда с этим покончено, у нее появляются странные мысли, сомнения, правильно ли она поступила. Незнакомец трогал ее за коленку, шутил над ее стыдливостью, больно схватил ее за запястье, она видела, как он пытался снюхать ее одежду, а потом выкинул… но ей все равно неудобно, ведь он и правда сделал крюк, чтобы заехать на эту заправку. Может, нет ничего такого в том, чтобы трогать коленки и нюхать кофты, спрашивает она себя. Это не первый раз, когда она чувствует себя гадюкой. То же самое было в школе несколько месяцев назад с учителем физкультуры, доном Мариано.

«Не обращайтесь ко мне “дон”, а то я себя чувствую стариком», – говорил все время дон Мариано. Однажды староста класса отвела Каталину в сторону еще к нескольким девочкам и объяснила, что они собираются рассказать директору про дона Мариано. Каталина прекрасно поняла, о чем они хотят рассказать. Если без подробностей, то дон Мариано помогал делать мостик и кувырок исключительно девочкам. Но помимо этого, как выразилась староста, у дона Мариано ни стыда ни совести и он вечно сует свои грязные лапы куда ни попадя. В общем, они хотели объяснить директору, что не одобряют педагогических приемов этого учителя. В классе было два десятка мальчиков, но дон Мариано всегда выбирал девочек, чтобы показать, как делать упражнение. Староста сказала, что если бы он на самом деле хотел научить ее вставать в мостик, то попросил бы, чтобы две другие девочки поддержали ее по бокам и помогли поднять спину, а не сам пристраивался в районе ее лобка, дергал ее на себя, держал за бедра и тянул свои пальцы до самой ее попы – ягодичных мышц, как он предпочитал это называть, – и все ради своей прихоти ухватиться за эту попу прямо на уроке, перед всем классом. Каталине тоже была отвратительна вся эта ситуация, но ей и в голову не приходило пожаловаться. Она принимала как данность то, что она товар, нечто вроде скота, которым пользуются все остальные: мальчики, врачи, учителя и так далее. Хоть снова надевай бандаж. Она отучилась в католической школе для девочек, была до крайности целомудренна, и дон Мариано, видимо, это заметил и решил, что она чересчур стыдлива, но складывалось впечатление, что как раз игры с невинностью Каталины особенно его привлекали. Когда ей в первый раз пришлось выйти в середину зала, чтобы делать стойку на руках, она забыла заправить футболку в плисовые штаны, и, когда она встала вниз головой, гравитация продемонстрировала всему классу ее первый лифчик. Он был белый, без поролона, со светло-розовыми бретельками в темно-розовый горошек – полная противоположность тому имиджу крутой девицы в стиле гранж, который она хотела себе создать. Каталина так смутилась, что сразу бросилась поднимать – то есть опускать – футболку. Дон Мариано и мальчик, который в тот день ему помогал, так и держали ее за щиколотки, и она повисла вниз головой, как летучая мышь, кое-как прикрывшись обеими руками. Через несколько секунд ее отпустили, и она упала головой на мат. Несмотря на комичность ситуации, лицо Каталины после возвращения к обычному двуногому положению никому не дало повода ехидничать. Дон Мариано попросил ее снова приготовиться, она механически заправила футболку в штаны и опять уперлась руками в пол. Тогда учитель начал объяснять всему классу, как сокращение ягодичных мышц помогает держать равновесие. На случай, если кто-то не знал, где находятся ягодичные мышцы, он сразу положил на них руку, а другой рукой в это время удерживал Каталину в нужном положении. Кровь у нее прилила к голове, и она задалась вопросом: а что думает остальной класс, когда видит такое? Какую идею транслируют в мир все эти тела – дона Мариано, девочек, ее собственное – на уроке физического воспитания? Мальчики вообще воспринимают этот посыл? Усваивают его как учебный материал? Нормально им смотреть, как этот взрослый мужчина, которому под пятьдесят, запускает руку в штаны, надетые на голое тело, и поигрывает своим членом – а это очень заметно, – пока девочки демонстрируют чудеса акробатики, лишь бы с ним не соприкасаться? Почему эти девочки не боятся, когда одноклассницы помогают им приподнять бедра? Почему чужие девчачьи руки они не воспринимают как наглое вторжение в личное пространство? Каталине не нравилось, когда ее трогают, неважно кто, мужчина или женщина, но ей хотя бы не так неловко, если это делает тело, которое боится того же самого, что и ее тело.

«Пойдем с нами, – сказала староста, – чем больше нас будет, тем серьезнее нас воспримет директор». Каталина не хотела ни во что ввязываться. Она очень боялась, что об этом проведают дома, и тогда папа точно заберет ее из школы, а мама снова заставит носить бандаж; но в конце концов Каталина неохотно согласилась и пошла вместе с ними к директору. После этого дон Мариано без всяких объяснений исчез на пару недель. По возвращении он собрал весь класс и потребовал тишины.

– Мальчики, идите во двор.

Когда девочки ходили говорить с директором, тот их заверил, что передаст дону Мариано жалобы на его невнимательное отношение к девочкам на уроках (выраженное в чрезмерном к ним внимании), а главное, пообещал, что защитит их и не назовет учителю никаких имен. Однако дон Мариано пристально смотрел именно на пять учениц, которые вторглись в кабинет директора.

– Я не вызываю мальчиков показывать упражнения, потому что у них трудный возраст и им неприятно, когда им помогает другой мужчина. К тому же они могут неправильно понять, подумать обо мне такое, чего на самом деле нет. Но ни в коей мере… Ни при каких обстоятельствах… Как вы могли подумать… У меня и в мыслях не было… Я отец семейства… Вы чуть не разрушили мне жизнь.

Но дон Мариано не сказал: «Простите за то, что заставил вас неловко себя чувствовать, простите, что постоянно трогал на уроках ваши ягодичные мышцы, не подумав о вашей девичьей стыдливости» – или хотя бы просто: «Я очень сожалею. Я был неправ. Это больше не повторится». Стало ясно, что директор с самого