Золотой ребенок Тосканы - Риз Боуэн

Анджелина пришла, чтобы посидеть с нами, отрезала себе большой кусок хлеба и щедро намазала его сливочным маслом.

— Почему ты сказала, что тебя не шокировала смерть Джанни? — спросила я ее.

Она пожала плечами:

— Говорили, что Джанни занимался темными делишками. Не совсем законными. Может быть, сигареты возил с корабля, который приходит на побережье. Что-то в таком духе.

— Мы этого не знаем, — вмешалась Паола. — Это все слухи. В городе его и впрямь недолюбливали и не доверяли ему. А потом вся эта затея с прессом для оливок…

— Он хотел сброситься с другими, чтобы построить свой оливковый пресс, верно? — спросила я.

Она кивнула.

— И если бы такое случилось, Козимо точно бы не обрадовался. Но ничего бы у Джанни не вышло. Другие парни не захотели бы рисковать, бросая вызов Козимо. Думаю, что Джанни поплатился не за это.

Я пыталась понять сказанное, и не столько сами слова, сколько их значение. Что Джанни занимался делами, которые были не совсем законными. И что сбросить кого-то в колодец, чтобы утопить, — это типичный почерк гангстеров, желающих преподать кому-то урок. Но он также осмелился пойти против Козимо. Я вспомнила мужественное лицо последнего, силу, отраженную в его чертах, и какими холодными были его глаза, когда он, уставившись на меня, рубанул: «Я думаю, ты немка». Нет, не хотела бы я его разозлить.

Но у него был инсульт, который частично парализовал его, и, разумеется, сам он не смог бы поднять тяжеленную крышку колодца и перевалить в него тело. Но можно было поспорить, что у такого влиятельного человека, как Козимо, наверняка найдутся прихвостни, готовые безропотно выполнить любой приказ. И у него есть приемный сын, здоровый и крепкий. И мне не стоит об этом забывать.

— Завтра суббота, — сказала Паола. — Базарный день в Сан-Сальваторе. Вы обе поможете мне собрать все овощи и фрукты, которые созрели и которые можно будет завтра отвезти на рынок.

— Разве нам не нужно будет идти в полицейский участок подписывать бумаги? — спросила я.

— Ерунда. Подождут. — Паола выразила свое отношение презрительным жестом. — Мы знать не знаем, что там Джанни мог натворить, чтобы упокоиться во цвете лет. Нам полезнее будет заняться чем-нибудь, а что лучше утешает и успокаивает душу, чем работа среди божьего творения? — Она положила руку мне на плечо. — Давайте займемся делом прямо сейчас, пока солнце не начало палить, а потом и ванну принимать будет приятнее.

Мне бы хотелось сначала помыться, хотя впопыхах я натянула вчерашнюю одежду, но я не стала спорить с Паолой, ведь она была так добра ко мне. Я последовала за ней в сад.

— Давай посмотрим, — сказала она. — Помидоры — да, многие поспели, будет что собрать, но лучше сделаем это завтра в последний момент. А тут бобы. Их нужно есть молодыми, как раз такими, как сейчас. Фасоль начнет зреть через пару недель. — Паола остановилась, присматриваясь к высоким метелочкам каких-то листьев. — Спаржа. Я бы для себя побольше оставила, но урожай в этом году щедрый. Ладно. — Она продолжала идти вперед, двигаясь со скоростью и грацией, удивительными для такой крупной женщины. — О, смотри, Анджелина, цукини зацвели. Отлично!

Я наблюдала за тем, как она осматривает крупный желтый цветок.

— Что вы с ними делаете? — спросила я. — Вы умеете готовить цветы?

— Конечно. Цветы цукини съедобные. Мы их фаршируем, и это очень вкусно! Если хочешь, я приготовлю их сегодня вечером, и ты попробуешь. А потом еще долго будем с плетей кабачки собирать.

Я заметила какое-то растение, удивительно контрастирующее с окружающим порядком огорода Паолы. Оно было похоже на гигантский чертополох.

— Но вот это же явно несъедобное, — сказала я, указывая на колючку.

— В вашей стране разве не растут артишоки? — Паола была удивлена.

— Никогда не видела раньше ничего подобного.

— Тогда пожарю немножко для антипасто[40]. Ох, и вкусные же они! Тебе понравятся.

Наша маленькая инвентаризация продолжилась. Мы обнаружили, что вишня поспела и даже абрикосы начали созревать, а персики еще придется подождать.

— Соберем фрукты сегодня вечером после захода солнца, и спаржу тоже можно будет срезать, но помидоры и цветы — их придется собрать в последний момент. — Лицо Паолы осветила довольная улыбка. — Отлично! Завтра на ярмарке нам будет что предложить.

И мы пошли за ней обратно к дому.

Я вернулась к себе, чтобы взять мочалку и полотенце, с нетерпением предвкушая возможность всласть полежать в ванне. Роясь в сумке в поисках чистого белья, я вдруг заметила листок бумаги, торчащий между планками ставня на моем окне. Вчера его точно не было. Я подошла и не без усилия вытащила его. Это был конверт. Я села на кровать и открыла его. Когда я доставала письмо, три предмета упали на одеяло. Я осмотрела их один за другим. Оказалось, что это маленькая булавка с головкой в форме многолучевой звезды, тряпица с засохшими следами чего-то бурого и банкнота с надписью «рейхсмарка». Немецкая банкнота времен войны.

Я положила все это обратно на одеяло и попыталась прочесть письмо. Почерк был неразборчив, да и мои знания итальянского были весьма скудны. Я сходила за словарем и начала переводить медленно и старательно.

Я хочу рассказать Вам правду о Софии. Я знаю. Я до сих пор молчал, опасаясь за свою жизнь, но Вы нездешняя. Я отведу Вас якобы посмотреть на овец, и мы сможем поговорить без посторонних глаз.

Подпись отсутствовала, но было ясно, что писал Джанни. Ведь это именно он звал меня посмотреть овец прошлым вечером. Моя рука, держащая письмо, задрожала. Переведя взгляд на предметы, лежащие на кровати, и не имея понятия, что все это значит, я почувствовала, как меня охватывает страх. Не потому ли Джанни был убит, что собирался рассказать мне правду о событиях, произошедших во время войны?

Глава 20

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

Я подобрала с одеяла три загадочные вещицы и держала их в руках, рассматривая и размышляя, что они могут означать. Немецкая банкнота — это понятно: немецкие деньги. Видимо, кому-то заплатили немецкими деньгами. Но остальное? Взяв задубевший обрывок ткани, я поднесла его к носу и понюхала, пытаясь разобрать запах краски, но тут же отдернула руку. Это была не краска. Запах характерный, слегка металлический, неужели —