Человек обитаемый - Франк Буис
Он предался мечтам о неподвижном путешествии и даже задремал. Меланхолик Жак вдруг вылез из ниоткуда: «Мир — театр; в нем женщины, мужчины, все — актеры». Тот мир, где Гарри не сумел преуспеть, ничем не лучше этого: сцена большая, актеры ждут за кулисами. Он еще не видит, как они повторяют свои реплики за занавесом. Он здесь не для того, чтобы направлять их. Он обыкновенный зритель, не способный поменять их ролями, вложить собственные слова в их уста. Простые слова не разбудят чистую эмоцию — наоборот, это чувство должно предварять рождение фраз. Его нельзя подстеречь. В кратком сне писатель видел, как крошечные искры взмывают ввысь и гаснут из-за нехватки пороха. Начало. Наконец-то появилось начало.
Туман дремоты рассеялся, Гарри скрутил сигарету. Теперь ему нравился этот новый ритуал: запах и вкус табака, шелест папиросной бумаги, оставшиеся в пепельнице или на полу частички сушеных листьев. Пока что он не озаботился покупкой пылесоса. Уборка в доме не была приоритетом. Крошки и пыль оседали повсюду, рассказывали историю. Закурив, Гарри еще раз пролистал книгу, задерживаясь на страницах с загнутыми уголками: его поражало описание жестов, настолько точное, что казалось, будто он совершил их сам. Писатель вернулся к своим записям и дополнил их. Гарри покончил с книгой, но не книга с ним, как и эти края.
День подходил к концу, наступала ночь, стирая слова. Гарри вернулся в большую комнату, где по-прежнему спала собака. Он собрал пепел, раздул тлеющие угли и подкинул хворосту. Густой дым охватил сухие ветки. Пламя вспыхнуло с такой силой, будто давно таилось в дровах, оно выровнялось, затрещало и заплясало на коре. Гарри возился с печкой, как вдруг до него донесся приглушенный шум, словно что-то упало на пол. Пес поднял голову и посмотрел в открытую дверь кабинета. Гарри вернулся туда. Казалось, все на местах. Второй стук, похожий на первый, только в этот раз над головой. Пес насторожился. Опять стук, теперь снаружи. За ним с регулярными паузами последовали другие, удаляясь по направлению к долине. Гарри почудилось, будто они замирают вдалеке. Он остолбенел. Разлившийся по жилам адреналин затмил страх, разбудил разум. Тогда писатель подумал, что мерный стук может быть призывом. В нужный момент придется ему следовать.
Он накинул куртку, надел сапоги, взял ружье, патроны и фонарь, оставив разочарованного пса в доме. Ночь была светла. Никакой необходимости в фонаре. Небо превратилось в поле краснеющих, потрескивающих в темноте углей. Гарри прислушался. Наверняка звуки долетали с соседней фермы, как и те, что он слышал у ручья. Он поднялся по дороге, изо всех сил стараясь сохранять равновесие на снегу и не скрипеть обувью. Шум утих. Когда Гарри добрался до места, где пес преградил ему путь, стук вовсе стих. Адреналин отступал по мере того, как росли страх и тишина.
Гарри не мог повернуть назад. Он зарядил ружье и, трясясь, прошел вперед. Днем ферма казалась ближе. Гарри чувствовал себя Алисой в Зазеркалье в поисках дома, который то удаляется, то приближается. Наверняка он не знал. Может, разыгралось воображение. Ночь стирает понятия времени и пространства — ничего не остается. Словно в доказательство этому, он вскоре поднялся наверх и увидел перед собой фасад. Остановился. Свет в окнах с открытыми ставнями не горел. Полная тишина окутывала это место, будто траурное одеяние, скрывавшее несовершенство ночи. Казалось, будто он оскверняет святыню, что ему здесь не рады. Любопытство боролось со страхом. Гарри не хотелось продвигаться дальше в открытую, чтобы его заметили. Он вспомнил предостережения мэра. Не хватало только угодить в ловушку или стать мишенью. Любопытство победило. Гарри прислонил ружье к столбику ограды, перелез через проволоку и очутился в поле по колено в снегу.
Он прихватил оружие и направился к фронтонной стене, выходящей во двор. Идеальный пункт наблюдения, если хочешь оставаться незамеченным, присматривая за теми, кто снует туда-сюда. Гарри перевел дыхание, наклонился и увидел три ступеньки, ведущие к входной двери, ящик с камнями, покрытый густым слоем снега, а чуть дальше — огромную дыру, накрытую решеткой. Он понадеялся, что здесь нет собак и никто не учует его запах. Гарри пытался успокоить себя, повторяя, что влажность в воздухе — его лучший союзник.
Шло время, но ничего не менялось. Гарри подпрыгнул, когда от сосульки на водостоке откололся кусок и упал в метре от него. Хозяин жилища наверняка сидит себе спокойно в тепле, пока он играет в шпиона на морозе. Может, тот вообще уже спит, пусть и в столь ранний час. Однако внутри не было ни лучика света. Чтобы расслабить спину, Гарри прижался к стене, оставаясь лицом к долине. Холод пробирал сквозь сапоги, две пары носков и штанины уже промокли. Он размялся, приподняв сначала одну ногу, потом вторую. Ничего не происходило. Гарри собрался домой.
Как вдруг снова стук. Совсем близко. Гарри обернулся и посмотрел во двор. Там медленно, как из-под земли, вырос силуэт. Слишком большой для человека. Гарри остолбенел от ужаса, увидев тело с чудовищным черепом вместо головы, бичующее себя по бокам цепью или толстой веревкой. Гарри воззвал к своей памяти и попытался свести этот образ к чему-то рациональному, но не смог. Струящаяся дымка на мгновение расслоилась и застелила ему глаза, затем луна снова осветила очертания, словно направила софиты на актера в конце спектакля. Существо перестало колотить себя и подошло к ступенькам. Гарри бесшумно снял ружье с предохранителя и поднял ствол, готовясь нажать на курок. Ему удалось разглядеть чудовище и веревку, болтающуюся вдоль тела. Существо было покрыто шерстью.
Гарри не увидел ни кожи, ни волос на неописуемо ужасной голове. Наверное, это ему снится. Мышцы не повиновались. Холода он не чувствовал, внутри все заполонил неконтролируемый страх. Гарри опустил ружье, отвернулся и снова прижался к стене. Собраться с мыслями, отдышаться.
Раздался
