Репутация - Лекс Краучер
– Это… это и впрямь чудесно, Бетти, – сказала смущенная Джорджиана, совершенно не ожидавшая, что слова мисс Уолтерс так ее растрогают.
– А я вам не рассказывала, как голубь залетел к нам в трубу и умер? – непринужденно спросила Бетти, моментально испортив все впечатление.
– Нет, – ответила Джорджиана и, когда Бетти вновь открыла рот, добавила: – Пожалуйста, не надо.
– Да, наверное, лучше не рассказывать, – согласилась Бетти. Она наклонилась понюхать цветок жимолости и вздохнула. – Он там неделю пролежал, и мама страшно расстроилась. Можно я сорву? – Она показала на жимолость.
– На здоровье, – пожала плечами Джорджиана. – А где сейчас ваша мать?
– Мои мама и папа погибли, когда мне было десять. – Бетти села рядом с Джорджианой, сжимая в руке два свежесорванных цветка. – Был ужасный случай – карета перевернулась. Я тоже была в той карете, но я вроде как… вылетела оттуда и осталась цела. Мне потом сказали, с детьми так бывает.
– Мои соболезнования, – сказала Джорджиана.
Бетти в ответ погладила ее по руке, а когда убрала ладонь, оставила один цветок жимолости.
– Вам, наверное, пришлось очень тяжело.
– Да, пришлось, – задумчиво отозвалась Бетти. – Но у меня все-таки чудесные двоюродные братья, и я много лет жила у них. А еще у меня есть дядя в Шотландии, и он шлет мне очень веселые письма. И бабушка, конечно. И бабушкин песик. Он кусается, но он это не со зла.
– Я люблю собак. – Джорджиана погладила большим пальцем лепесток жимолости.
– Ой, осторожнее, мисс Эллерс! А то нектар растеряете.
– Что-что растеряю?
– Как же… вы никогда не пробовали жимолость? Ох, вы обязательно должны попробовать. Просто отщипните кончик – вот так, видите? Когда я срываю цветы, мне всегда кажется, что я делаю им больно… глупо, конечно, у цветов же нету чувств… да, у вас отлично получилось! А теперь вытягиваете… ну, не знаю, как эта длинная штучка называется… вытягиваете вот эту ножку. Видите капельку? Вот! Это нектар. Пейте!
Секунду поколебавшись, Джорджиана коснулась цветка языком. Вкус был таким необычайно, волшебно сладким, что она рассмеялась и попросила у Бетти еще жимолости.
Когда миссис Уолтерс пробудилась и провозгласила, что ей с внучкой пора уезжать, миссис Бёртон пришлось разыскивать Джорджиану и Бетти в саду. За прощанием девушек она наблюдала с широкой улыбкой, раскрасневшаяся от гордости, словно Джорджиана объявила о своей помолвке.
Джорджиана еще ощущала на языке вкус нектара, когда просила Бетти приезжать еще, причем просила абсолютно искренне.
Едва за гостями закрылась дверь, как миссис Бёртон, радостно всплеснув руками, воскликнула:
– Я так и знала, Джорджиана! Так и знала, что вы отлично поладите, просто знала…
– Не будем вдаваться в подробности, миссис Бёртон, – вздохнула Джорджиана. – Я только-только ее полюбила, не сглазьте.
Миссис Бёртон подняла руки в знак того, что сдается, но ушла в комнаты, мурлыча под нос какую-то песенку, а за ужином все подкладывала и подкладывала обожаемой племяннице пудинг, пока та не оттолкнула тарелку и не взмолилась о пощаде.
Глава 15
Вот что значило являться на званый ужин в компании Фрэнсис и ее друзей! Стоило им войти, как музыка на долю секунды смолкала. Изо всех углов ползли шепотки. На них оглядывались, на них глазели исподтишка. Как-то раз маленькая жирная собачка, почувствовав общее волнение, обмочилась прямо на руках у хозяйки, запачкав той все платье. Они не обижались.
После поездки в коттедж от Джеремайи ничего не было слышно. Фрэнсис не говорила об этом, но Джорджиане не было нужды спрашивать. Она успела побывать на пьяном карточном вечере у Фрэнсис на веранде, на долгих вечерах в гостиной у Вудли, на многолюдных танцах в тесноватых залах собраний и на всех увеселительных мероприятиях, какие только можно было найти в городе и его окрестностях, и нигде не видела Джеремайю Рассела. Стоило им войти в гостиную или в бальный зал, как Фрэнсис охватывало беспокойство: она не могла оставаться на одном месте дольше четверти часа, ей постоянно казалось, что в соседней комнате собралась компания поинтереснее.
Они предавались развлечениям с таким неистовством, что на ногах у Джорджианы образовались незаживающие мозоли, а губы вечно были красными от одолженного у подруг кармина. Иногда ей случалось распрощаться с товарищами после ночного кутежа в пять утра в воскресенье и всего несколько часов спустя уже вяло махать им в церкви, пока миссис Бёртон неодобрительно похмыкивала, отмечая, несомненно, «деликатное» состояние племянницы. Фрэнсис приезжала на службу раз или два и перед началом проповеди постоянно оглядывалась на дверь – явно не из благочестивых побуждений.
Если в компании был Кристофер, Джорджиана вела себя с ним, как с ядовитой змеей: никогда не упускала из виду и никогда не оставалась с ним наедине. Когда Кристофер пропадал – он был заядлым игроком и часто уезжал куда-то, чтобы удовлетворить тягу к азарту, – она могла вздохнуть спокойно.
К огромному облегчению Джорджианы, на одном из вечеров в зале собраний Сесилия снова встретилась с Джеймсомконяшкой. Он пригласил ее на танец, а потом пригласил еще раз, и еще, и всякое желание мечтать и болтать о мистере Хаксли благополучно выветрилось из ее головы. Джорджиана же не без злорадства думала о том, что главным козырем Джеймса был момент, когда Сесилия обратила на него внимание – он сумел занять место в ее сердце главным образом потому, что был самым свежим ее кавалером.
Мистера Хаксли нигде не было видно. Джорджиана не переставала надеяться на встречу с ним.
Однажды, когда Джорджиана припозднилась настолько, что вернулась домой лишь к семи часам утра, да еще и потеряла перчатку, миссис Бёртон подкараулила ее в передней и обвинила в поведении, более подобающем бродячей кошке или продажной женщине.
– Я всего лишь задержалась на танцах, – возразила Джорджиана, мечтая добраться до постели. – Я не нанялась в бордель.
– Одно часто влечет за собой другое, – весьма сурово сказала миссис Бёртон.
Джорджиана была вынуждена сидеть дома почти неделю, доказывая, что не ищет обогащения в объятиях незнакомых мужчин, пока Фрэнсис не устала слать ей записки и не приехала спасать подругу лично. Она добрых три часа пила с миссис Бёртон чай, лучезарно улыбаясь и отпуская остроумные замечания, и той ничего не осталось, кроме как выпустить племянницу из-под ареста и пожелать ей хорошо повеселиться.
Джорджиана и Фрэнсис с неподдельной радостью махали миссис Бёртон из окна
