Репутация - Лекс Краучер
Похоже, Бетти простила Джорджиане все ее прегрешения на пикнике. Интересно, была ли тому причиной необычайная доброта мисс Уолтерс или попросту чрезвычайно короткая память, как у дряхлой старушки или золотой рыбки?
– К сожалению, меня там не будет, – ответила Джорджиана безо всякого сожаления. – Меня позвали на другой прием.
– Ой, а с кем вы там будете? Мы здесь уже с кем только не успели поужинать, у меня столько новых знакомств, но вы-то, полагаю, будете с мисс Кэмпбелл? И с мисс Вудли? И с мисс Дагрей? И с мистером Смитом? И с мистером…
– Верно, – перебила Джорджиана, – с мисс Кэмпбелл и ее друзьями.
– Хм… – вдруг сказала миссис Уолтерс, и все удивленно воззрились на нее. Если Бетти, казалось, нельзя было заставить молчать даже под дулом мушкета, ее бабушка отличалась крайней немногословностью. – Не нравятся мне эти Кэмпбеллы.
– Но они так добры к Джорджиане! – воскликнула миссис Бёртон, спешно бросаясь на защиту людей, которых едва знала. – Совсем недавно они пригласили ее в гости, а потом взяли в небольшую поездку и ухаживали за ней, когда она захворала. Милейшие люди!
– Лорд Кэмпбелл – человек со странностями, – не обращая на нее никакого внимания, заявила миссис Уолтерс. – Я знала его мальчишкой, и он мне никогда не нравился. Ушел в ополчение, когда еще совсем сопливым юнцом был. Должна сказать, не завидую я солдатам, против которых он воевал. Помню, однажды застала его, когда он пытался утопить соседского котенка. Он сказал, что просто его купал, но уж купание от утопления я отличить в состоянии.
Миссис Бёртон была ошеломлена:
– Лорд Кэмпбелл – достойный человек! Разве нет, Джорджиана? Образец любящего мужа и отца!
Не согласиться Джорджиана не могла – теперь, после всего старательно измышленного ею вранья о поездке!
– Да, тетя. Он достойный человек, – невозмутимо сказала она.
– Хм… – повторила миссис Уолтерс. Приподняв клочковатые брови, она разглядывала Джорджиану. – Не завидую я его жене, знаете ли.
Джорджиана замерла, пораженная ее проницательностью, но миссис Уолтерс вновь погрузилась в молчание, и слово взяла Бетти:
– А вы много книг прочли в последнее время, Джорджиана? Я должна сказать, ваша тетя нам рассказала, как вы читаете, и я чрезвычайно впечатлена! Я успела осилить всего парочку… в них такое множество слов – огромное множество! Вы наверняка раза в два умнее меня, с таким-то словарным запасом… А у вас есть какое-нибудь любимое слово? Или, может быть, слово, которое вас особенно удивляет?
Подавив желание фыркнуть, Джорджиана на пару секунд честно задумалась над заданным вопросом.
– Знаете, – сказала она, отпив из своей чашки, – мне трудно ответить. Я всегда затрудняюсь с определением преференций, в чем бы то ни было, когда меня просят.
– Мне нравится слово «подтирушки»! – выпалила миссис Уолтерс так внезапно, что Джорджиана чуть не поперхнулась чаем.
– «Подтирушки», миссис Уолтерс? – слабым голосом переспросила миссис Бёртон.
– Я никогда не… Что это такое, бабуля? – спросила Бетти с видом святой невинности.
Джорджиана ни за что не усомнилась бы в этой невинности, если бы не увидела, как еле заметно дернулся уголок рта миссис Уолтерс.
– Газеты, – рявкнула она, – которые годятся только на то, чтобы подтирать ими задницу!
Джорджиана была не в силах смотреть ни на сидящую с непроницаемым лицом миссис Уолтерс, ни на миссис Бёртон, застывшую с вежливой улыбкой на губах; она сосредоточенно уставилась в свою чашку, а когда подняла глаза, то увидела, что Бетти замерла в такой же позе – она отчаянно пыталась совладать с собой, кусала губу и, казалась, готова была расплакаться.
К счастью, больше тема задниц в разговоре не поднималась, а после того как миссис Уолтерс попросила к чаю рюмочку хереса и через минуту уснула на середине фразы, миссис Бёртон шепнула племяннице на ухо, чтобы та устроила Бетти экскурсию по дому.
Джорджиана согласилась, хотя и в некотором недоумении – показывать в доме было особо нечего. Она машинально повела Бетти в библиотеку и, открыв дверь, к немалому удивлению, обнаружила там своего дядю – с газетой и зажженной трубкой. Обычно невозмутимый, он выглядел несколько виноватым. Мистер Бёртон поджал губы, и усы его встопорщились.
– Миссис Бёртон сказала, что вы спите, – с любопытством заметила Джорджиана, и усы дядюшки встопорщились еще сильнее. – Она сказала, что вы прилегли вздремнуть и чтобы я вас не беспокоила.
– А знаете что, – беспечно заявила Бетти, – может, мы не пошли сразу в библиотеку. Может, мы сначала пошли в сад и немножко там погуляли?
– Верно, – подхватила игру Джорджиана, поймав взгляд мисс Уолтерс. – Думаю, мы настолько увлеклись цветами, что так и не узнали, курил кто-то в библиотеке или не курил.
– Правильно. – Мистер Бёртон прочистил горло. – Очень хорошо.
– А еще я думаю, что, добравшись наконец до библиотеки, мы обнаружили, что кто-то любезно оставил на столе трубку и изрядное количество первосортного табака, – добавила Джорджиана, прекрасно сознавая, что рискует.
– Нет, не оставил! – отрезал мистер Бёртон.
– Увы, – пожала плечами Джорджиана, – значит, нам померещилось, дядюшка, от созерцания бегоний такое случается.
Девушки вышли из библиотеки, хихикая, а потом и вправду отправились в сад – маленький, с неаккуратными дорожками и немногочисленными клумбами, полными цветов и кустов, высаженных неестественно аккуратными рядами, словно в возмещение криво положенной каменной плитки.
– О, я так люблю «собачьи розы», а вы любите? – радостно воскликнула Бетти, беря в руку цветок шиповника и благоговейно поглаживая его лепестки. – Я знаю, люди их считают ничем не примечательными, и они и вполовину не такие красивые, как настоящие розы, им достоинства не хватает, наверное, но я не представляю, чем они так провинились, что люди их ни во что не ставят… Кстати, интересно, кто вообще решает, какие цветы считать красивыми, а какие уродливыми? Чем сорняки отличаются от победителей садоводческих выставок? Я часто…
– Бетти… – вяло пробормотала Джорджиана, опускаясь на тронутую ржавчиной скамейку в задней части сада: похмелье неожиданно вновь напомнило о себе.
– Моя мама любила «собачьи розы». – Бетти наконец добралась до сути. – Она еще любила одуванчики, и нерасторопных лошадей, и голубей… Она говорила, что ей больше всего нравится то, что никому не нравится, потому что оно неизменно поражает ее
